|
Он мне нравится. Так что, когда это все будет сделано, вполне возможно, что я обрею себе голову и брошусь в атаку на кочевников. — Ты сумасшедший! — Я понимаю, почему ты это говоришь. Я раздумывал над тем, чтобы позволить ему победить. Я не готов умереть, но я должен был рассмотреть такую возможность. Это заставляет человека заглянуть себе в душу и попытаться точно определить такие вещи, как честь и достоинство. Больше всего Конвей боится вовсе не умереть, а жить без радости. Если бы ты избавила его от меня, он почувствовал бы такой стыд, что это заставило бы его искать смерти. Такие люди всегда совершают поступки, о которых потом жалеют. — У тебя есть на все ответы, да? — Для тебя что-нибудь изменится, если я скажу, что я сожалею о своей клятве? — тихо спросил он. — Я остановлю тебя. Как-нибудь, но остановлю. — А сможешь ли ты остановить Конвея? Он будет рад поединку: в глубине своей души он знает, что проиграет. В минуту безумного тщеславия и боли я поклялся убить чужака. Не можешь ли ты, женщина одного с ним племени, заставить его освободить меня от клятвы? — Может быть, может быть, — надежда неуверенно пробилась через ее отчаяние. — Завтра Ти попробует его убедить. — Она должна будет постараться, но ты права. Влюбленный человек позволит себя уговорить. Сильная рука подняла подбородок Тейт. Инстинктивно она едва не отпрянула, но что-то сдержало. Обычный самоконтроль изменил Доннаси. Она смотрела на него так, как если бы это прикосновение лишило ее всех чувств, оставив способность видеть и осязать только его. Налатан не произнес ни слова. Ветер гнал клочья тумана по лесу, и листья вздрагивали при его резких порывах. Его лицо едва не касалось ее собственного, она чувствовала его тепло, ощущала его мужественность. Другая рука медленно коснулась ее виска, нежно провела по брови. Пальцы Налатана скользнули по щеке, обрисовали губы, очертили линию подбородка. Прикосновение этой руки, загрубевшей от постоянного обращения с оружием, было подобно касанию крылышка бабочки. Она приказала себе отодвинуться и прекратить это. Бесшумный, словно рысь, он исчез. Околдованная этим внезапным исчезновением, она тщетно протянула вперед руку. Вторая взлетела к лицу, как будто стараясь задержать там след его тепла. Он оказался так далеко, что Тейт едва могла различить его контур на фоне звезд. — Я, — она сглотнула и попыталась сказать это снова, — я хочу вернуться назад. — Хорошо, — это было сказано твердо и жестко. И, как его руки, нежно и мягко. Взявшись за руки, они молча направились к дому Борбора. Налатан шагал уверенно, несмотря на темноту. Она подчинялась его руке, позволив вести себя, как в танце. Голова Тейт раскалывалась от желания вернуться в прошлое, к тому согласию с собой и той простоте, которые сейчас были разбиты вдребезги вместе с самыми заветными мечтами. Одно прикосновение. Назойливый и презрительный голос раздавался откуда-то изнутри, издевался над ней. Одно прикосновение, и ты превратилась в тоскующее по ласке существо. Посмотри на себя! Слабовольная. Покинутая. Женщина. Она расправила плечи, подняла голову. Да, женщина, сказала она себе. Заботы, мечты и все такое. И ты горда этим. И от этого нельзя избавиться. Время быть честной с собой, девочка, продолжала она. Он хочет убить Конвея, и она должна его остановить. Что бы ни случилось, Налатан должен жить. Та простота, с которой совершилось это превращение, вызвала у нее отвращение, снова высвободив мерзкий голос, заставлявший проснуться невыносимое чувство вины. Она кусала губы, пока слезы не прекратились. Вина осталась, липким, грязным пятном касаясь каждой ее мысли. Но это ничего не меняло. Она хотела, чтобы Налатан остался жив, чтобы был рядом с ней. Она хотела его. Глава 60 Ланта ступила на берег Острова купцов, желая только одного: чтобы земля разверзлась и поглотила ее. |
