|
Трясясь от неистовой ярости, он держал ее. Грубые пальцы сильно вдавились в ямку у основания шеи. Секундное надавливание… Синяя жилка пульсировала на ее виске. Между медленными, практически незаметными ударами проходило столько времени, что он невольно задержал дыхание, опасаясь, не умерла ли она. Уловив следующую пульсацию, его глаза сузились, и его снова затрясло. — Еще один обман! И этому нет конца. Я не верю! — Он встряхнул ее. Глаза открылись — невидящие, бессмысленные. На мгновение они расширились, всматриваясь в него. Конвей вспомнил убитых в битве людей, с глазами, смотрящими сквозь этот мир. — Ты специально делаешь это! — заорал он, не слыша своего собственного голоса, скрежещущего, как битое стекло. — Ты стараешься запугать меня. Ты прячешься, как ты всегда это делала. Ненавижу это! Ненавижу! Ты лжешь. Ты заставила меня поверить, а потом так изменилась. Спряталась от меня. Он двинулся к кровати. Сапоги тихо шаркали по неровному полу; Ланта была словно маленькое белое перышко в его руках. Он поднял ее и положил на постель. Кожаные лямки скрипнули отзвуком зловещего смеха. Конвей взялся за разорванные края мантии Ланты. — Это все ты виновата. Ты использовала меня… всех нас… Как бы то ни было, ты заслуживаешь это. Суставы пальцев хрустнули, когда он сжал ткань в руках. Качаясь, словно пьяный, Конвей неразборчиво пробормотал: — Как же я тебя ненавижу. Это все твоя вина. Ты уничтожила меня. Разрушила. Я должен… убить тебя. Должен. Ненавижу! Он обмяк, уронив руки. Затем нежно поправил разметанные по простыне волосы Ланты. Спотыкаясь, добрался до двери и, приоткрыв ее, остановился. Снаружи Карда отчаянно бросился на дверь, просунув через узкую щель темный мокрый нос. Не обращая внимания на собаку, Конвей обернулся и через плечо посмотрел на молчаливое, безжизненное тело на постели. Его напряженное лицо исказилось в ярости: — Ты же опять провела меня, да? Ты знала, что будет, ведь ты же так умна. Ты думала, что я этого не пойму? Что ж, я разгадал твой обман. Ты ненавидишь нас, лжешь нам всем! Я же ненавижу тебя. Ты еще увидишь как. Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом. Ланта не пошевелилась. Нежные печальные ноты голубя-плакальщика проникли в ее спящее сознание. Ласково и тихо они требовали, чтобы она очнулась. Она лежала на боку. Вид смятой и скомканной белой простыни заставил ее мысли блуждать в прошлом, напомнив о горе Отец Снегов, о белоснежных вершинах Гор Дьявола. Ланта, Избранная, любила смотреть на эти горы, мечтая, как однажды оттуда прискачет за ней высокий красивый воин. Он увидит Жрицу Ланту и полюбит ее. Они будут нежно любить друг друга. Всегда. Избранная исчезла, и на ее место пришла взрослая женщина. Жрица, полюбившая мужчину, который ненавидел ее. Который ее изнасиловал. Она была полностью одета. В те секунды, когда Ланта приходила в себя, ее единственной мыслью было то, что ее изнасиловали. Вернувшееся сознание принесло с собой понимание, что этого не случилось. Но ее горло болело, и все тело онемело. Сняв мантию, Ланта исследовала свое белье и себя саму. Он касался ее горла, хотел задушить. Она видела в его глазах безумную похоть. Ярость. А потом он оставил ее одну, не сделав… ничего… Чувство радости вспыхнуло в ней, на глазах от счастья появились горячие слезы. Но радость угасла, когда она поняла, что он просто изменил свои намерения. Вместо того, чтобы опозорить ее, изнасиловав, он унизил ее своим отказом от этого. Презрение. Мэтт сказал, что презирает ее. Никто не будет иметь дела с тем, кого он презирает, никто даже не воспользуется ею: просто не будет пачкать руки. Она неуверенно встала. Солнце уже клонилось за горизонт — она пролежала без сознания большую часть дня. Мир не знал, что с ней случилось: ему было все равно. |
