|
Сайла заговорила о мире и спокойствии. Неимоверным усилием воли подчинив разум лежащей на кровати женщины, она начала плести из слов невесомую прозрачную паутину. Ясмалея медленно расслабилась. Остававшаяся до сих пор незамеченной Ланта принялась за свою работу. Медленно и плавно зазвучала песня. Сперва она казалась похожа на колыбельную, но, прислушавшись, можно было узнать в ней гимн жизни. Ланта вынула из своей сумки блестящий осколок обсидиана и принялась тереть его куском железа, срезая острым краем тонкие прозрачные хлопья, которые сверкали всеми цветами радуги. Искристое сияние слило воедино хрустальную прозрачность камня и жажду жизни. Тем временем из сумки появлялись другие приспособления. Щипцы с огромными стальными челюстями. Кожаный мешок с какими-то предметами, которые издавали металлический звон. Сайла предпочла спрятать их от глаз Ясмалеи: ложечное сверло, выгнутые петли и блестящая игла, огромные ножницы и, наконец, крюк с тупым жалом — крайние средства, орудия разрушения, нужные, чтобы умертвить ребенка, если не останется никакой надежды, и еще кое-что для матери. Сайла не выдержала и снова спрятала инструменты. В углу сжалась в комок рабыня. Ее застывшее лицо выражало непреодолимый ужас. Сайла успокаивающе улыбнулась девушке. Она надеялась, что это выглядит достаточно убедительно. Из большей сумки появилась игла с продетой хлопковой ниткой и исчезла в кипящей воде. Потом показались споры гриба-дождевика — лучшее средство, чтобы остановить кровь. В последнюю очередь Ланта достала небольшой, величиной с тарелку, бронзовый круг, сделанный из концентрических колец разного диаметра. Соединенные вместе, они образовывали полый конус. Протянутая сквозь кольца плетеная веревка служила рукояткой. Чтобы извлечь звуки, нужно было постукивать по кольцам небольшим молотком с серебряной ручкой и обтянутой кожей головкой. На ручке красовались вырезанные изображения солнца. Использованная многими поколениями людей, вязь стерлась и стала гладкой, а чернота рисунка подчеркивала мягкое сияние серебра. Ланта обращалась с инструментом почтительно. Ритмичная мелодия наполнила комнату. Ритм напоминал спокойное биение сердца. Мажор, минор. Напряжение, затишье. Песня окутала Ясмалею, уже расслабившуюся под действием макового сна. Напряжение и стресс уступили место размеренным физическим усилиям. Она все еще оставалась женщиной, в муках рожающей своего первенца, но наконец избавилась от страха, отступившего перед стараниями Жриц. Сайла смочила руки спиртом и насухо вытерла их. Ее губы задвигались в беззвучной молитве. Не прекращая свою глубокую ритмичную музыку, Ланта присоединилась к ней. Сайла объяснила Ясмалее, что должна определить, как движется ребенок. Роженица кивнула и сосредоточенно уставилась на потолок. Сайла обратилась к своей помощнице: — Шейка матки раскрылась. Кожа мягкая и влажная. Ага, вот околоплодный мешок. Очень твердый. Проход хороший. — Она вытерла руку куском чистой ткани и отбросила его подальше в угол. — Прекрасно, Ясмалея. Нам нужно еще чуть-чуть пространства. Осталось не больше половины моего ногтя. Ты отлично держишься. Ясмалея продолжала терпеливо смотреть вверх. Пульсация волшебной мелодии не прекращалась. Несмотря на судороги, ее голова едва заметно покачивалась в такт ударам маленького металлического гонга. Немного погодя ее состояние резко изменилось. Отрешенность от происходящего уступила место нетерпеливому возбужденному ожиданию. Она выбросила в сторону руку и притянула к себя Сайлу, потом жестом пригласила Ланту подойти поближе. — Мне нужно тужиться. Я чувствую его. Моего сына. Он идет. Двигается… ой! — С необычайно сильным всплеском отошли воды, капли жидкости забрызгали стену. Рабыня вскрикнула и потянулась за тряпкой, чтобы вытереться. Комнату наполнил сильный сладковато-кислый запах. Ланта прекратила удары и улыбнулась Ясмалее. |
