|
У истоков всех моих проблем стоит Гэн Мондэрк, но с ним я разберусь в свое время. Кос находится на грани развала. Три Территории энергичны и жаждут изменений и прогресса. Я должен их контролировать. Такая энергия должна по праву служить мне. Эта мысль встревожила Конвея. Внимательно следя, чтобы голос оставался нейтральным, он спросил: — Значит, ты пойдешь на Север? — На юг. — Улыбка Жреца Луны лучилась чуть ли не детской радостью при виде искреннего удивления Конвея. — Церковь! Земные почести меня не интересуют, Мэтт Конвей, за исключением их помощи в моей миссии — привести человечество к моей матери, Луне. Время смертных не имеет для меня никакого значения, на земле нет для меня границ. В моем владении вся вечная Вселенная. Церковь же — это лживая потаскушка, отвращающая людей от их истинной Матери. И от меня. Я должен уничтожить даже память о существовании этих поедателей падали — черных воронов. — Отойдя назад, как будто плывя в серебряно-белой мантии, он воздел вверх обе руки, обратив свое лицо к небесам. — Луна победит! Толпа незамедлительно принялась скандировать: — Луна победит! Луна победит! Жрец Луны опустил руки, рев продолжался. Он протянул их к Конвею, и тот понял, что должен их принять, тем самым поклявшись в своей преданности. Жрец Луны стоял на медной пластине. «… направляет молнии…» Эти слова вспыхнули в его мозгу, прогнав все мысли, кроме одной: зачем предназначался алтарь. Медные шипы на керамической поверхности круга. Руки, касающиеся металла. Провода. Цепь. Молния. Жрец Луны. Стоящий на изолированном металле. С протянутыми руками. Улыбающийся. Мозг Конвея разрывался от множества мыслей. Это объятие могло оказаться смертельным. Речь шла о жизни и смерти, и аргументы яростно боролись друг с другом. Ти мертва. Потому что Церковь не желает, чтобы люди обращались к культу Луны. Церковь предала восстание рабов. Ланта. Предательство. Жрец Луны ожидал. Сегодня была первая ночь полнолуния. Так кем же он был — жертвой или желанным другом? Танец-под-Луной. Война с Церковью. Возмездие. Конвей спешился и сделал пару шагов к Жрецу, ощущая страх, граничащий с экстазом. Он шагнул в его объятия и обнял Жреца. И был обнят. Невредимый. Жизнь трепетала в венах Конвея, горячая, как расплавленное золото. Он жил! В объятиях смерти, но он жил. Летучая Орда слышала его резкий смех, пронзивший пульсирующий ритм их скандирования. Люди смотрели друг на друга и понимающе кивали. Глава 81 Впервые услышав какой-то шорох — тихий, не громче трения плотной ткани о камень, — Конвей не обратил на него внимания и продолжал бриться. Он устроился в дубовом кресле, сиденье и спинка которого были обтянуты бизоньей шкурой. Да и все кресло было стилизовано под бизона, причем очень искусно. Поначалу его вид несколько обескуражил Конвея. Он стал было подумывать, что недооценивал культуру Летучей Орды. Потом он решил, что кресло было трофеем. Несомненно, трофеем был и стоявший перед ним деревянный комод. Все соединения в нем были выполнены безупречно, выдвижные ящики идеально подогнаны. Полированная медь отделки комода и расставленной на нем посуды приглушенно сияла, отражая свет стоявшего сверху канделябра с четырьмя свечами. Рядом с канделябром примостилось стальное зеркальце, прислоненное к кобуре с пистолетом. На откидной полочке в специальном отверстии стояла медная чашка с горячей водой. Подымавшийся над ней пар с запахом малины клубился вокруг лица Конвея. Он ополоснул в чашке лезвие своего армейского ножа, заставив спокойные струйки пара изогнуться в неистовом танце. Когда он поднес лезвие к щеке, шорох повторился. На этот раз громче. Конвей повернулся в кресле, бросив взгляд через одно плечо, затем через другое. |
