Конечно, они кричали, ругались, махали руками и клинками. Донья дала им час, чтобы они могли спустить пар, и обернулась к Джоссереку.

— Жители севера…

«Что я могу сказать им?» — у Джоссерека были недели, чтобы все спланировать, обговорить, спросить совета, поспорить, обдумать; но теперь он понимал, что времени не оставалось. Слова застревали в горле.

— …совместные действия по единому большому плану…

«Какому плану? Согласно которому они встречают бароммианскую кавалерию в лоб после того, как месяц или два их людей обучают такие же неопытные инструкторы, как они сами, когда им противостоят закаленные потомственные солдаты»? — Его речь передавалась дальше криками, такими же далекими и тонкими, как свист сурков.

— …драться сейчас, не дожидаясь, пока враг пересечет ваши границы после победы на востоке, зажать его между двумя фронтами…

«Каким образом? Сидир стянул в верховья реки все свои войска. Если превосходящие силы противника заставят его отступить, то ему нужно лишь отойти к своим опорным базам и позволить атакующим упереться прямо в дула его пушек. Да я уже и не верю, что рогавикианцы способны вести массированные атаки».

— …холодный, продуманный расчет вместо слепой ярости…

«Какой расчет могу я предложить, я, которому так и не удалось понять их? Я бесполезен здесь. Мне лучше отправиться домой. Но как я могу оставить ее здесь перед лицом смерти?»

Его речь медленно подходила к концу. Раздался вежливый одобрительный гомон. Потом к нему подошли несколько человек и спросили, что же именно он предлагает. Донья ответила за него, мол, главной целью данного собрания является выработка конкретных действий. Пусть люди обдумают его слова, переговорят, поделятся своими мыслями. После чего, если у кого появится какая-то идея, пусть он выскажет ее перед всеми, завтра или через день.

Наконец они остались одни на фургоне, в небе над ними нависали грозовые тучи, и поднявшийся холодный ветер уже приносил запах бури, а горизонт наливался медным светом. Джоссерек повернулся к Донье, схватил ее руки и умоляюще произнес:

— Что мы можем сделать? — с болью в голосе спросил он. — Кроме того, чтобы умереть?

— Мы? — тихо переспросила она. Ее локоны спадали на высокие щеки, закрывая зеленые глаза.

— Я готов остаться, — пробормотал, запинаясь он, — если ты, если ты… будешь со мной…

— Джоссерек, — сказала она через некоторое время, не выпуская его рук и не отводя взгляда в сторону. — Я не была к тебе добра, да? Пошли в мою палатку.

Он уставился на нее с изумлением. Сердце его билось в такт ударам барабанов, стучавшим где-то за горизонтом.

Она улыбнулась.

— Ты думаешь о моих мужьях? Они тоже любят тебя. И я с ними тоже не всегда бываю ночью. Пошли! — Донья спрыгнула на землю.

Когда Джоссерек тоже спрыгнул, ошеломленный, она взяла его за руку и повела к себе.

Утром он проснулся — в мире и спокойствии и зная, что теперь будет делать.

Глава 18

Записи, которые Сидир вел во время путешествия, говорили ему, что он вошел в Неизведанный Рунг в Звездный день, восемнадцатого Оша. Но это не имело значения — просто запись, нацарапанная рукой, окоченевшей и испытывающей боль от холода, в книге, страницы которой скрипели под воем ледяного ветра. Время было ничто здесь. А если когда-то что-то и значило, то теперь оно трансформировалось, застыло в пустоте огромных пространств.

Уставшая голова плохо соображала.