Соскочив, Дурхфройде торопливо подтащил к вагонам обитые ковром деревянные лесенки, чтобы тринадцать пассажиров могли сойти.

Подземная зала была обставлена всевозможными глубокими креслами и диванами, среди которых виднелись зачехленные агрегаты — их силуэты говорили о зловещем назначении. На расставленных тут и там столиках ждали деликатесы и редкие напитки, равно как различные таблетки и шприцы — для расслабления и увеселения. За ширмами были удобства гигиены и омовения.

В дальнем конце залы располагался подиум с кафедрой. Позади него, на стене висели многократно увеличенные герб «Лиги» и портрет в раме. На портрете был изображен усатый белый мужчина типичной для середины девятнадцатого века наружности. Вот только на его черепе можно было видеть странное уродство.

Члены «Лиги» расположились на диванах и в креслах, налили прохладительного и принялись вежливо болтать о пустяках. Разгрузив платформу и складывая при этом связанные тела штабелями, как поленья для топки, Дурхфройде куда-то исчез — в туннель или за ширмы.

Когда все устроились поудобнее, началось собрание.

Чтобы вести его, на подиум поднялся старейший член «Лиги», Эрнест Сосноврост. Над кафедрой виднелись лишь буйная грива серебристых волос, поднимающихся над морщинистым лбом (где непристойно скалился такой же маленький рубец, как у Твигга и остальных), и зеленые глаза, светящиеся, словно кончики отравленных стрел. Твигг подумал, что его собрат похож на Бертрана Рассела, если бы послужной список философа включал управление, скажем, концентрационным лагерем.

Откашлявшись, Сосноврост заговорил пронзительным голосом:

— Собратья во Штыре, давайте приступим к делу. Первое на повестке дня — разделение природных ресурсов Заира…

Твигг слушал вполуха. По большей части его внимание сосредоточилось на блондинке, раскинувшейся поверх кучи теплых, едва дышащих тел. Ее безупречные черты и странно заломленные руки наводили на мысль о мучениках на картинах Ренессанса.

Полностью отрешившись от голоса Сосновроста, Твигг упивался ее восхитительной беспомощностью: он был из тех, кто твердо верит: удовольствие и дело равно важны.

Наконец с рутинными делами «Лиги» было завершено. Твигг подавил зевок. До наступления нормального периода сна еще несколько часов. Неужели бортовой насос дал сбой? Он сделал себе зарубку на память — проверить насос.

Теперь Сосноврост приступил к прологу перед ритуальной инициацией Самуэля Стейнса — последняя обязанность, которая будет выполнена перед тем, как они дадут себе волю на этом жарком красном празднике — одновременно и разгуле, и утверждении их уникальных прав.

Твигг, выпрямившись, стал слушать. Давняя история неизменно его зачаровывала.

— Мы собрались сегодня в память о нашем символическом основателе, злополучном, но счастливом Финеасе Гейдже. Хотя он и не заложил буквально первый камень в фундамент нашей организации — эта честь принадлежит прозорливым и предприимчивым визионерам из поколения наших прадедов, — Гейдж вдохновил нас на величественные достижения. Финеас Гейдж был недалеким и необразованным рабочим в середине позапрошлого века. На момент своей замечательной трансформации он помогал прокладывать железную дорогу. Полным ходом шло взрывание ставших на пути скалистых отрогов. Гейджу поручили проверить, плотно ли заложены пороховые заряды. Прихватив свой трамбовочный штырь, он отправился в обход.

Сосноврост лихо махнул рукой назад, в сторону пересеченных штырей на гербе «Лиги», и едва не опрокинулся. Восстановив равновесие, он продолжил:

— Гейдж выполнял задание с чуть большим пылом, чем следовало бы. В одной выдолбленной в камне дыре он высек искру и взорвал пороховой заряд.

Железный штырь взмыл вверх, вылетел из дыры подобно снаряду из пушечного ствола, вонзился в правый глаз Гейджа и, сея грандиозные разрушения в полушариях мозга, вышел целиком из маковки его черепной коробки.