Искусственные цветы и безобидные гравюры на приставных столиках и по стенам с бумажными обоям. Воздух напоен запахами стряпни, давней и свежей, к ним примешивается едва различимый аромат омьеро — крепкого травяного варева, который ни с чем не перепутаешь.
Такая обыденность, такая нормальность — квартира, как у любого алейо, как у любого неверящего.
Взгляд Шенды перескочил на алтари и часовенки, земные обиталища небесных богов ориша и духов загробной жизни эггун. Покрытые и задрапированные разноцветными тканями, уставленные статуэтками, картинками, вазами, горшками и принадлежностями жертвенных ритуалов. Обложенные приношениями в виде живых цветов, игрушек, сигар, рома и пищи.
Квартира Тити Яйя была casa de santo, храмом Сантерии, местом сотен и тысяч церемоний, ежедневных, еженедельных, ежемесячных, ежегодных обрядов, ритуалов искупления, вхождения духов в тело, испрашивания чуда и воздаяния, творения заклинаний и очищения от проклятий, убежище для страждущих и место собраний для Тити Яйя и ее сестер и братьев: женщин-лайоха и мужчин-бабалаво.
Все это подрастающая девочка по имени Шенда Мур воспринимала как должное. Она почти не задумывалась о священных странностях, которые часто происходили прямо у нее на глазах. Tambors, rogacion de cadeza, Pinaldos. Все это было частью нового дома и новой уверенности в жизни, появившихся, когда ее взяла под крыло незамужняя тетушка.
И тем не менее Шенда почему-то так и не прониклась Верой, или Вера не сумела проникнуть в нее. Приблизительно в то время, когда от нее ожидали, что она всем сердцем примет Сантерию, она завела дружбу с чернокожими одноклассниками (соблазнительное наследие отца), и обычаи кубинской родни почти перестали ее интересовать: такие устаревшие, немодные.
Испытав убеждения племянницы и убедившись в ее упрямстве, Тити Яйя не стала ее принуждать. Лишь время от времени мягко напоминала, что дверь еще открыта.
Сантерия не проповедует, не занимается миссионерством.
К ла Иялоче приходишь, потому что нуждаешься в помощи ориша.
И теперь Шенда здесь.
Но, возможно, уже слишком поздно.
Тити Яйя нагнулась погладить Кенаря и прошептала что-то ему в ухо.
Пес завилял хвостом — точно маленький пропеллер завертелся. Потом сантера обратилась к Шенде:
— Посадите этого человека на стул. И развяжите его.
— Но, Тити, он же убийца!
— Здесь он не сможет причинить зла.
С помощью Турмена Шенда сделала, как велено. Попавший в западню убийца был покорнее, чем можно было бы ожидать.
— Твоя тетя… — прошептал Турмен. — Она что-то вроде колдуньи?
— Нет, не колдунья. Она жрица.
— О! Странное место. Но приятное. Знаешь… когда мы сюда приехали, у меня дико болела голова, но сейчас прошло.
— Так всегда бывает.
В другом конце комнаты Тити Яйя, теперь уже босая, не обращала на них внимания. Она совершала форибале: простерлась перед алтарем.
Алтарь был посвящен Бабалу-Айе.
Лай Бабуи, как окрестила его когда-то пятилетняя Шенда.
Святой Лазарь — вот какую гипсовую католическую оболочку выбрал себе ориша: облаченный в набедренную повязку, весь покрытый язвами бородатый нищий с клюкой и верным псом, который никогда от него не отходит.
Тити Яйя поднялась и, разрывая в клочья волокна с кожуры кокоса, окропляя священные камни, скрытые в цветастой супнице, распевая на языке йоруба, просила его о помощи.
Прервавшись, она повернулась к гостям:
— Мне нужен деречо.
Кошелек Шенда забыла в машине.
— Дай мне доллар, — попросила она Турмена.
Порывшись в карманах, Турмен протянул ей банкноту.
Шенда передала ла Иялоче, которая заткнула доллар в нишу за статуей. |