— Так вот, мистер Свон, — изрек сержант Топорник. У полицейского были зачесанные назад волосы, пухлое румяное лицо и черный виниловый ремень. Однако, понимая, что внешность обманчива, Турмен решил, что опасно его недооценивать. — Свидетель сообщил, что несколько недель назад у вас была стычка с жертвой.

— Так… пустое. Он разозлился, решив, что я заглядываюсь на женщину, которую он считал своей.

— Ага. Понимаю. Женщина. Вы не против назвать ее имя?

Турмен знал, что лгать нельзя. Знал он и то, что все это будет выглядеть подозрительно.

— Мисс Мур.

— Мисс Мур. Владелица. Гм. Она уж точно запустила руки во многие предприятия нашего города. И готов поспорить, все должным образом застрахованы.

Сержант Топорник сделал пометку в блокноте.

Потом бросил Турмену мяч наугад, лицемерно попытавшись установить дружеские узы.

— Вы ведь ветеран, мистер Свон?

— Да. Война в Персидском заливе.

— И я тоже. Вьетнам. Одна сплошная лажа вдоль и поперек. Вам еще цветочки достались. Всего несколько месяцев, пока большие боссы тестировали какие-то новые системы и в чем-то там практиковались.

Турмен попытался представить себе изнурительную хроническую болезнь как «цветочки». Возможно, для того, кто не побывал в его шкуре, так оно и выглядело.

— Наверное…

— И, разумеется, по долгу службы вы все знали про оружие.

— Ну да, конечно, обязательная муштра. Но, кажется, в бою я ни разу не стрелял. Я все больше демонтажем занимался.

Глаза мистера Топорника расширились, как затвор фотокамеры.

— Это все, мистер Свон. Пожалуйста, дайте нам знать, если соберетесь уехать из города.

Но в бытии Турмена полицейские были лишь мелким огорчением. Они были слепы, не ведали о странной новой реальности, открывшейся благодаря вырванному под гипнозом признанию Силокрафта Дурхфройде. (И помоги, Господи, властям, если им когда-нибудь не повезет выследить это чудовище!) Сколь бы утомительными ни были полицейские, им вскоре наскучило, и про них можно забыть. А вот другие вещи были более тревожными, труднее поддавались забвению и маловероятно, что вскоре исчезнут.

Во-первых, нарушение его недавно установленной успокаивающей рутины. «Каруна» сгорела, и ему негде начинать день. Никаких знакомых лиц и ритуалов, никакого смеха и шуток, никакой поддержки — великодушием, благожелательностью и питательной едой. В сердце дня Турмена разверзлась пустота. И всякий раз, встречая других членов семьи «Каруна», он видел, как и их подтачивает та же скорбь.

— Отправляйся домой, Турмен, — сказал ему Вэнс фон Весел, когда после того, как на рассвете они с Шендой покинули casa de santo Тити Яйя, он явился на работу. Художник лежал, растянувшись на диване, до носа натянув заляпанное краской покрывало. На уровне паха покрывало оттопыривала маленькая несгибаемая антенка. — Кто-то выскоблил холст моей души паяльной лампой. Я бегал с дьяволом наперегонки и проиграл.

Турмен понял с полуслова и ушел. Вернувшись в одинокую квартирку, он почувствовал, что его мир снова схлопывается. Стали брать свое былые физические и душевные боли. Так просто снова соскользнуть в тот темный бездонный колодец…

Заставив себя встать, Турмен отправился на поиски Шенды.

И нашел ее на выходе из похоронной конторы братьев Кандобмле.

Выглядела она хуже некуда.