|
Час расставания еще не настал, лузитане тронутся в обратный путь лишь завтра, и погонщик хочет всего лишь поговорить со взводным о жизни, ожидающей его впереди, сообщить о перемене имени своего и соломонова. И пожелать капитану и солдатам его благополучного возвращения в отечество, ну, и да, конечно, что уж тут, попрощаться навсегда. Кавалеристы разбили бивак на небольшом удалении от городских стен, в лесистой, так сказать, местности, в виду протекающего рядом прозрачного ручья, где многие из них уже успели искупаться. Взводный вышел навстречу погонщику и, увидев невеселое лицо, спросил: Что-нибудь стряслось. Нам дали новые имена, я теперь фриц, а соломон отныне зовется сулейманом. И кто ж это так отличился. Тот, кто имеет на это право, эрцгерцог, конечно. А зачем. А кто ж его знает, в моем случае он счел, что на имени субхро язык сломаешь. Ну, покуда не привыкнешь, действительно. Оно так, но ведь ему-то некому сказать, что надо привыкнуть. Наступившее молчание нарушил, уж как сумел, взводный: Завтра выступаем. Знаю, отвечал погонщик, попрощаться и пришел. Увидимся ли, спросил взводный. Скорей всего, нет, вена далеко от Лиссабона. Жаль, мы ведь подружились. Друг, сеньор капитан, огромное слово, а я ведь не более чем погонщик, которому только что переменили имя. А я — капитан кавалерии, и во мне тоже много чего переменилось за время этого странствия. Оттого, смею предположить, что впервые в жизни увидали волков. Да нет, видал когда-то, много лет назад, еще дитятей, так что помню смутно. Подобный опыт в самом деле может переменить человека. Не думаю, что дело тут в волках. Ну, тогда, значит, в слоне. Это ближе к истине, хотя я, способный понять собаку или кошку, слона постичь не могу. Собаки и кошки обитают с нами рядом, и это облегчает общение, и пусть даже мы ошибаемся, однако постоянная близость решает этот вопрос, а что до них, то мы ведь не знаем, ошибаются ли они и сознают ли, что ошибаются. А слон. А слон, как я вам уже сказал однажды, совсем другое дело, ибо в каждом из них живут двое, и покуда один постигает науку, что преподают ему, другой продолжает упорно ничего не знать и не уметь. Ты-то почем знаешь. Я обнаружил, что и сам такой, часть меня учится, а часть — чем дольше живет, тем меньше знает. Я, знаешь ли, не в состоянии следить за этой игрой словами. Не я играю словами, это они мною играют. Когда же отправляется эрцгерцог. Слышал, что через три дня. Мне будет тебя не хватать. А мне — вас, сказал на это субхро или фриц. Взводный протянул ему руку, и погонщик пожал ее слегка, будто опасаясь повредить. Завтра еще повидаемся, сказал он. Завтра повидаемся, эхом откликнулся капитан. Повернулись друг к другу спинами и разошлись в разные стороны. И никто не обернулся.
Назавтра, поутру, субхро вернулся в расположение, да не один, а со слоном. Были при нем и оба его помощника, которые тотчас влезли в телегу, предвкушая приятнейшее из путешествий. Солдаты ожидали команды садись. Капитан приблизился к погонщику и сказал: Ну, вот здесь мы и расстанемся. Счастливого пути, капитан, вам и людям вашим. Тебе с соломоном предстоит еще долгий путь до вены, думаю, что когда доберетесь, будет уже зима. Соломон свезет меня на своем горбу, так что я не устану. Насколько мне известно, в тех краях, куда вы идете,— холод, снег и лед, все те неприятности, от которых мы избавлены в Лиссабоне. Насчет холода, которого нет в Лиссабоне, это вы малость того, сеньор капитан. Ну да, отвечено было ему с улыбкой, Лиссабон — самый холодный город на свете, но хорошо хоть, находится там, где находится. Субхро тоже улыбнулся, разговор занимал его, он мог бы вести его весь остаток утра и целый день в придачу, а уйти на следующий день, и какая разница, спросим мы, вернуться домой сейчас или на сутки позже. Но в этот миг взводный решил произнести свое прощальное слою: Солдаты, молвил он, субхро пришел проститься с нами и привел с собой, к вящей нашей радости, слона, чью жизнь и здоровье обязаны мы были защищать в продолжение последних недель. |
