Я не мог этого допустить. Би была слишком маленькая и слишком необычная, чтобы выжить среди дворцовых интриг. Я должен присматривать за ней в Ивовом лесу, в тихом и спокойном сельском поместье, где она может расти так медленно и быть такой необычной, как ей хочется. И хоть я оставил ее ради спасения жизни Шута, это случилось один раз и ненадолго. Я вернусь к ней. Может быть, утешал я себя, если Шут достаточно поправится, я смогу взять его с собой. В тишину и покой Ивового леса, где он найдет мир и исцеление. Он был не в состоянии вернуться в Клеррес, не говоря уж о том, чтобы помочь мне убить тех, кто издевался над ним. Месть, я знал, может быть отложена, но жизнь подрастающего ребенка — нет. У меня всего один шанс стать отцом Би, и второго не будет. А стать убийцей Шута я мог в любое время. Так что пока все, что я мог ему предложить — покой и исцеление. Это для него сейчас самое важное.

Какое-то время я спокойно бродил по логову убийцы, где провел много счастливых часов в детстве. Беспорядок старика уступил способности леди Розмэри всему отводить свое место. Теперь в этих покоях царила она. Здесь стало чище и приятнее, но почему-то я скучал по случайным задумкам Чейда, беспорядочности его свитков и лекарств.

На полках, некогда забитых чем попало, вплоть до скелета змеи, чьи кости давно окаменели, теперь аккуратно выстроились запечатанные бутылки и горшки. Они были тщательно подписаны изящным женским почерком. Здесь был каррим и эльфовая кора, валериана и аконит, мята и медвежий жир, сумах и наперстянка, джидзин и дым из Тилта. Один горшок был подписан «Эльфовая кора с Внешних островов», вероятно, чтобы не спутать ее с более мягкой травой Шести Герцогств. В стеклянном флаконе хранилась темно-красная жидкость, бурлящая от малейшего прикосновения. В ней блестели нити серебра, которые не растворялись, но и не плавали, как масло в воде. Я никогда не видел такой смеси. Бирки на ней не было, и я аккуратно поставил ее обратно в стойки, которые поддерживали флакон в вертикальном положении. Некоторые вещи лучше не трогать. Я понятия не имел, что такое корень каруг и бладран, но рядом с их названиями красовались маленькие красные черепа.

На полке ниже стояли ступки и пестики, лежали ножи для измельчения, ситечки и несколько небольших тяжелых горшков для вытапливания. Рядом аккуратно разложены разноцветные металлические ложки. Под этой полкой красовался ряд маленьких глиняных горшочков, которые поначалу очень меня озадачили. Они были не больше моего кулака, глянцево-коричневые, как и их плотно прилегающие крышки. Все оказались плотно запечатаны дегтем, за исключением маленькой дырочки в каждой крышке, откуда выглядывали витые хвостики вощеных нитей. Я осторожно взвесил на руке один из горшочков, а затем понял, что это. Чейд рассказывал мне, что его эксперименты со взрывным порошком шли успешно. Это были его последние достижения в искусстве убивать людей. Я осторожно поставил горшок на место. Орудия продажных убийств, работы, от которой я давно отказался, стояли рядами, как верные войска. Я без сожаления вздохнул и отвернулся от них.

Шут все еще спал.

Я собрал тарелки, оставшиеся после нашего полуночного застолья, на поднос и слегка прибрался в комнате. Осталась ванна с остывшей серой водой и отталкивающе-грязная одежда Шута. Я даже не посмел сжечь ее в очаге, опасаясь вони.