Вряд ли там был кто–то, кто взвалит на свои плечи бремя, которое он нес, кому он сможет передать пару красных ключей, которые он носил на цепочке на шее.

Он дотронулся пальцем до их неправильной формы под тканью своей рубашки.

Его и Эбрамсона. Ну, не совсем Эбрамсона. Эбрамсон принял его от Ричера, когда тот умер, потому что кто–то должен его носить, так на случай необходимости. Когда Эбрамсон скончался, Уиллз взял и его ключ.

Так на случай.

Да, так на случай.

Пока он вертел в пальцах эти ключи, он подумал о том, что когда–то казалось немыслимым. Хотя он понимал, что не должен. Хотя он считал это страшным и ужасным.

Он подумал о ракетах.

Он подумал об их запуске.

Он может так сделать. Как делал тогда, в самом начале, когда генерал правил страной. У этого генерала был код и право на запуски. Несколько точечных ударов по странам и базам, которые, в свою очередь, нацелились на них. Уиллз использовал свой ключ вместе с другим, которого не мог вспомнить. Как его звали — Грэхем или Грэйвз, кажется, капитан? Они вместе повернули свои ключи, чтобы открыть выключатели и активировать кнопки. Они подождали, пока не подтвердились траектории, и активировались механизмы запуска. С полным боекомплектом боеголовки были запущены из шахт, в милях от них, в тишине, которая внутри их подземного командного центра была оглушающей.

Но чем это кончилось. С тех пор ничего не было. Генерал никогда не выходил на контакт с ними снова. Никто не выходил. Панель связи стала безмолвной и безмолвной оставалась. Камеры наблюдения показывали им обрывки жизни на поверхности, в большинстве своем странные и пугающие, но связь прекратилась. Им оставалось ждать, скрытые в вакууме страха и сомнений, без информации и с пустой надеждой.

Но еще оставались активными дюжины ракет. Дюжины, снабженные ядерными боеголовками, некоторые здесь в горных шахтах, некоторые вдали, в той части, что осталась от побережья. Флот исчез, авиация исчезла с ним вместе. Никаких кораблей, никаких самолетов — по крайней мере, военных. Все, что осталось, что можно было использовать, находилось в этих шахтах. Но этого было достаточно, чтобы все уничтожить.

Все.

Он может запустить ракету просто, чтобы посмотреть. Он может выбрать собственную цель, что–то, что нужно уничтожить, стереть. У него была эта власть. У него были красные ключи и знания. Сканы сетчатки давно уже были модифицированы, чтобы принять единственного обладателя ключа, использующего оба ключа, именно для такой ситуации Судного дня. Все, что требовалось — активировать удаленное устройство, расположенное в Высшем Военно—Политическом Руководстве, а это давно было сделано. Машинная часть здесь больше не зависела от других командных центров, если таковые были. Комплекс был автономным и функционально независимым. Он делал то, что ему говорили дежурные, и для этого не нужно было ничего, кроме знания и ключей; у него было и то, и другое.

Но что же ему взорвать?

И зачем?

Он закрыл глаза от темноты этого предложения. Запуск этих ядерных боеголовок лишь подкормит безумие. Он не будет частью этого. Хотя это было заманчивым и у него были все средства для этого, он не будет.

Он был лучше этого.

Он вернулся в нервный центр командного комплекса, сел в свое кресло и уставился на мониторы и приборы. Хотя люди исчезли, машины работали, заряжаясь от солнечных батарей, расположенных на поверхности, делая то, для чего они были созданы. Он смотрел на мониторы, показывавшие пустые горы, и на приборы, показывающие, что погода и климат не изменились. Какое–то время он повозился с панелью связи, пробежав диапазоны частот в поисках сигналов, но ничего не обнаружил.

Он взглянул на фотографию в рамке: жена, мальчики и он сидит впереди них на узкой скамейке, она была видна с любого места его рабочей станции.