Председатель Каганек отплюнулся.

— Предатель! — возгласил он трагически, — всякий кто тебя встретит, пусть убьет тебя, как собаку!

Вмешался Волчек:

— Балушка расскажет только попу. А ведь тот без разрешения папы не смеет передать это дело директору. Ему бы пришлось поехать в Рим, и папа наверное не разрешит. Я читал, что один злодей исповедовался попу в убийстве купца и сказал, что вместо него должны завтра повесить невинного человека. Поп ничего не мог сделать, пришлось сохранить тайну исповеди. Пока он телеграфировал папе в Рим, да пока пришел ответ, невинного успели повесить.

Мальчики заспорили, почему настоящий убийца пошел не к судье, а к попу.

— Ясно, почему, _ сказал Балушка. — он знал, что поп не смеет его выдать. А судья бы его сразу арестовал. Вот и я, как тот разбойник, — исповедуюсь — и только.

— Да зачем же? — осведомился Петерка.

— Потому что боюсь пекла, — ответил Балушка.

Все посмотрели на него с любопытством. Побивает Какисту, первого силача из второго класса, а пекла боится!

— Почему же ты боишься пекла?

— А ты не боишься?

— Нет, — отозвался Петерка, — У меня один дядя викарий, а другой ксендз. В случае чего, выручат. Да и в пекле не так страшно, как думают люди. Это говорил дядюшка викарий моему папе. Потом они оба смеялись, а папаша сказал, что там человек по крайней мере сидит в тепле.

— Нет, нет, это неправда! — вмешался Балушка — Я читал в хрестоматии об одном жулике в аду. Всю жизнь он врал и не исповедовался. В аду ему черти каждую секунду ножницами отхватывали язык. Язык вырастал через полсекунды, и они опять ему отрезали. Язык снова вырастал. А они опять. И так до бесконечности.

Ногач тоже вступился за Балушку:

— Это не годится, Балушка должен исповедаться и о «Страшной ноге».

— Пускай примет грех за всех нас на себя.

Председатель Каганек возмутился.

— Все клялись над кораном не выдавать общество, и если Балушка исповедуется, это будет нарушением клятвы, — заявил он.

— Нет! — упрямо сказал Балушка. — Я честный католик. Если я согрешил, то должен покаяться. А будешь еще тут гудеть, Каганек, дам тебе пару горячих. Батя не посмеет выдать то, что слышит, на исповеди.

* * *

Раздраженный и злой ксендз Шимачек мрачно вocceдал в исповедальне. Он вопрошал сурово и накладывал тяжелые покаяния — минимум восемь «Отченашей» и «Богородице, дево, радуйся».

Да и как не раздражаться! Когда проходил четвертый класс, в исповедальне появился гимназист Ружичка.

— Верите в господа бога, Ружичка?

— Я бы сказал, ваше преподобие, да боюсь сесть в карцер.

— Даю вам слово, что не сядете. Ну, так не верю.

- Гм… Во имя всевышнего… Прочитайте сорок покаянных отченашей, Ружичка, И убирайтесь вон. Не хочу больше с вами пачкаться. Чувствую, что вы провалитесь по закону божию.

Паршивец Ружичка! Однажды ксендз доказывал в классе бытие бога и разрешил ученикам высказать свои сомнения.

— Прошу вас, господин законоучитель, — встал Ружичка, — как это объяснить: бог создал в первый день свет, а солнце только на третий день?

За «разрешенное сомнение» Ружичка получил четыре часа карцера и единицу по Поведению. Мотивировка — «дерзкие вопросы».

А теперь было ясно, как дважды два — Ружичка в бога не верит.

Ксендз злобно раздавал покаяния.