Может, это и к лучшему, пыль — она и есть пыль, из нее ничего не построить: ни глупостей, ни необдуманных поступков — всего того, что можно натворить сгоряча. А потом сидеть над сотворенным и думать: «Е‑мое, что ж я сделал‑то?»

Спросите у Бога, он знает.

И даже хорошо, что веки стали каменными и не желают подниматься. Значит, и подрагивать, сообщая всем, что хозяин пришел в сознание и там, в сознании, затаился, не будут.

Меньше всего сейчас хотелось общаться с братцем и его суженой.

— Давно ждете? — поинтересовался дребезжащий голос вновь прибывшего. — Извините, пришлось задержаться, у одной из пациенток был нервный срыв.

— В зеркало заглянула? — гыгыкнула Маня.

— Мария, вы считаете происходящее в этой клинике смешным?

— А что, нет? Эти дурынды сами во всем виноваты. Ладно, давайте уже, отпирайте дверь, заколебалась тут торчать. И вообще, я — сестра Виктора Борисовича Скипина и должна иметь право доступа во все помещения и палаты этого заведения!

— Вы и ходите, куда пожелаете.

— Да, но только в сопровождении вас или охранника, а я хочу иметь свой личный магнитный ключ!

— Вот к своему брату с этим вопросом и обращайтесь, — голоса зазвучали громче. — Даст «добро» — милости прошу к нашему шалашу. Хотя, если честно, не понимаю, как на это можно смотреть по доброй воле. Я‑то вынужден по долгу службы, так сказать, но вам‑то оно зачем?

— Вам действительно не понять, Вениамин Израилевич. — Голос Манюни приблизился, Кирилл почти физически ощущал исходящую от девицы тяжелую волну отрицательной энергетики. — Сколько удовольствия я получаю, когда вижу это месиво вместо смазливой рожи.

— Заткнись! — прошипел Аристарх, находившийся, судя по звуку, дальше всех от кровати. — Доктор, мне необходимо знать — мой брат будет жить?

— Будет жить‑поживать да добра наживать, — задумчиво мурлыкал Каплан, возясь с аппаратурой: что‑то щелкало, стрекотало, пищало, шуршало.

Кардиограмму снимает, что ли? А впрочем, какая разница? Пыль в душе Кирилла вяло шевельнулась, укладываясь поудобнее, и снова замерла.

— Ну что же, — спустя какое‑то время (для Кирилла оно спустилось в унитаз) удовлетворенно сообщил доктор, — судя по показаниям приборов, организм вашего брата справился, процесс полного распада кожи удалось остановить. Так что теперь я с уверенностью могу сказать — жить он будет.

— Другой вопрос — как, — глумливо хихикнула Маня.

Глава 7

— Да, качество жизни будет совершенно иным. С внешними повреждениями, думаю, справиться удастся, у нас подобная методика наработана, так что не волнуйтесь, господин Витке, ваш брат снова будет похож на себя…

— Слава богу! — обрадовался было господин Витке, но потом в голос снова вползла озабоченность. — И… Он сможет вернуться к обычной жизни, на работу?

— Голубчик, чем вы меня слушаете? — Игла в локтевом сгибе лениво пошевелилась, видимо, доктор возился с капельницей. — Кому я только что говорил о качестве жизни брата? Честное слово, прямо как нерадивый ученик: не слушает, перебивает.

— Извините, я просто волнуюсь, — сухо проговорил Аристарх, давно отвыкший от того, чтобы его отчитывали, как мальчишку.

— Скажите, пожалуйста, волнуется он! — Маня, ну кто же еще.