От вспыхнувшей от стыда Агнесс даже мгновенно высохли волосы.

Леди Мелфорд наблюдала за ней, чуть склонив голову набок.

– Подними руки.

Зажмурившись, гостья подчинилась, и по ее телу потек мягкий шелк пеньюара – но не сразу, а секунд пять спустя. Наверное, леди Мелфорд увидела ее всю, ужаснулась Агнесс. Даже глаза раскрыть стыдно! Она почувствовала, как тонкие, но очень сильные пальцы баронессы разглаживают оборки у нее на плечах.

– Какая ты хорошенькая, дитя. А когда-нибудь вырастешь в миловидную особу, – похвалила баронесса, и Агнесс раскрыла глаза, подумав что юная стиральная доска может вырасти разве что в доску покрупнее, еще более ребристую, но не стала делиться своими опасениями. Главное, что позор позади.

– Благодарю вас, миледи.

– Лавиния.

Агнесс кивнула, показывая, что еще не забыла имя благодетельницы, но тут же отчаянно замотала головой.

– Нет, миледи, что вы! Это неправильно!

– Почему неправильно?

– Да так же вообще не делается!

В пансионе мисс Тревельян назубок выучила порядок старшинства во время церемоний. Хотя баронессы в этой шкале стояли ниже, чем супруги епископов, зато выше жен каких-нибудь захудалых баронетов. А такие невзрачные пташки, как сама Агнесс, там вообще не значились.

– Ну хорошо, на людях пресмыкайся передо мной как хочешь, – вздохнула леди Мелфорд. – А наедине давай без условностей. Я хочу стать тебе подругой, Агнесс.

– Да разве я гожусь вам в подруги?

Если раньше миледи бросала ей благодеяния по монетке, то теперь швырнула целый мешок золота. И он оттягивал руки.

– Ты сразу мне приглянулась.

– Когда сидела в луже? Мой вид, наверное, доброго самаритянина отпугнул бы.

– Именно тогда. Я вспомнила, каково это – корчиться на земле, без сил от страха, и думать, что мир вот-вот рухнет, и что же мне тогда делать?

Лавиния чуть отвернулась. Черные тени мазнули ее по лицу, замешкавшись в уголках глаз и рта, прочертив тонкие, едва заметные морщинки на лбу. Даже ее вечный спутник – аромат жасмина – сделался вдруг неуместным, как в церкви. Что же с ней произошло? Кто ее обидел? Но о таких вещах не спрашивают. Особенно тех, кто настолько выше на сословной лестнице, что шею сломаешь, пытаясь их разглядеть.

– Но ведь мир не рухнул?

– Куда он денется? Как стоял, так и стоит. Только от этого едва ли легче.

Но едва лишь Агнесс протянула к ней руку, как баронесса выпрямилась и улыбнулась невозмутимо:

– Я тебя совсем утомила. Покойной ночи, Агнесс, и укутайся потеплее. У нас даже летом бывают сквозняки.

– Хорошо. Покойной ночи, Лавиния, – шепнула гостья, забираясь на облако перины.

Как только за миледи затворилась дверь, Агнесс сбегала к сундучку, вытащила «Книгу общей молитвы» и угрожающе ею потрясла:

– Сквозняки, да? Сквозняки? Гадкий вы злой старикашка! Только суньтесь сюда, и вот честное слово, я вас изгоню! И не посмотрю, что вы хозяин дома! И ее оставьте в покое! Как же вам не совестно?

Угроза возымела действие, и всю ночь никто Агнесс не тревожил.

4

К великому облегчению мисс Тревельян, завтракать в столовую ее не позвали. Утром Грейс принесла кофе, тосты и розетку с померанцевым вареньем, которое сильно горчило. Светские люди завтракают скромно. Платье успели не только выстирать и высушить за ночь, но тщательно выгладить, а нижние юбки накрахмалить. Все белье благоухало жасмином. Даже нитяные перчатки, с которыми их владелица уже успела попрощаться, сияли белизной.

Не проронив ни слова, камеристка помогла Агнесс одеться и лишь уточнила, какую барышня желает прическу.