— Не, — помотал головой вислоусый. — «Жигуленок» этот его, москвича, а жена на иномарке ездит. Синяя такая, почти что черная, как ее… «Су…», «Бу…»…

— «Субару»? — внезапно охрипшим голосом подсказал Филатов.

— Во! Точно, «Субару»!

Дмитрий посмотрел на Юрия и вздрогнул, увидев, как его лицо буквально на глазах покрывается смертельной бледностью.

«… Она лежала, медленно приходя в себя. В спальне было как-то непривычно темно, как будто она устроилась на ночлег не в своей кровати, а в закрытом наглухо платяном шкафу. В пользу такого предположения свидетельствовали и голые, ничем не прикрытые доски, которые она ощущала под собой, и спертый воздух. Вот только пахло здесь почему-то не духами, как в ее шкафу, и даже не нафталином, а чем-то знакомым и в то же самое время неуместным — чем-то, чему не было места в спальне и уж подавно внутри платяного шкафа.

Инга попыталась сосредоточиться, понять, куда это ее занесло, но не сумела — мешала жестокая головная боль. Она пошире открыла глаза, поморгала ими, но это не помогло — тьма была непроглядной, как будто Инга ослепла, пока спала.

Пытаясь сориентироваться, она подняла руку, и пальцы сразу же уткнулись во что-то шершавое, судя по ощущению, деревянное. „Доски“, — поняла она и для пущей уверенности провела ладонью по занозистой, небрежно оструганной поверхности, нащупывая узкие зазоры между досками и гладкие, как стекло, почти неразличимые выпуклости срезанных циркулярной пилой сучков. Доски были свежие — в темноте пахло сосной и еще чем-то… Чем?

Рука, скользившая по дощатой поверхности в каких-нибудь пятнадцати сантиметрах от лица, неожиданно наткнулась на препятствие. Это была дощатая стенка; еще одна такая же стенка обнаружилась с другой стороны. Помещение — помещение ли? — в котором проснулась Инга, было не шире полуторной кровати. Больше всего оно напоминало сосновый ящик — ящик, в котором она лежала на спине, не имея возможности сесть, вдыхая запахи свежих сосновых досок и сырой земли…

Земли! Охваченная внезапным приступом клаустрофобии, Инга обеими руками ударила в крышку над собой, загнав в ладони с полдюжины заноз и даже этого не почувствовав. Земля! Так вот чем здесь пахло! Спертый воздух, запах сырой земли, узкий сосновый ящик, кромешная тьма и тишина, в которой не было слышно ничего, кроме ее учащенного, хриплого дыхания и гулких ударов сердца. Все это было похоже на…

Она почувствовала приближение паники, зажмурилась, затаила дыхание и приказала себе успокоиться. Того, о чем она подумала, просто не могло быть. Как, скажите на милость, могла она оказаться в…

В гробу? Да, в гробу. В могиле. Засыпанная сверху землей… Нет, ПОХОРОНЕННАЯ в земле! Конечно же, этого не могло быть. Она что, впала в летаргический сон и ее приняли за мертвую? Чушь собачья, сейчас не восемнадцатый век! После Эдгара По о таких вещах никто даже не пытался писать, потому что это полная ерунда. Это просто чья-то глупая шутка, вроде запоздалого первоапрельского розыгрыша…

— Эй! — крикнула она, снова изо всех сил ударив в крышку ладонями.

Собственный крик, увязший в тишине, как в пыльной вате, вонзился в ноющий мозг, как тупая игла. Если это похмелье, то Инга даже представить себе не могла, сколько и чего нужно было выпить, чтобы заработать себе такое удовольствие. И что это за компания, в которой сначала пьют, а потом разыгрывают вот такие шутки? Как ее угораздило связаться с сумасшедшими?

Она ударила в крышку одновременно ладонями и коленями, не обращая внимания на боль. В щели между досками просыпалось немного земли, и Инга с отвращением стряхнула ее с одежды.