Глава 5

Он слышал ее приближающиеся шаги. Все ближе и ближе. Вот-вот она откроет дверь и войдет, как это бывало всегда, когда он вызывал ее неодобрение. Он так старался вести себя хорошо, чтобы доставить ей удовольствие, но ему никогда не удавалось угодить ей. Все, что бы он ни делал, было не так. Один его вид раздражал ее.

– Ты слишком красив,– постоянно твердила она. – Ты разобьешь слишком много сердец, если я не предотвращу этого.

– Я не буду. Обещаю, не буду.

– Ты всегда был лгунишкой. Не я, так Бог накажет тебя за твои грехи. Ты будешь гореть в аду, если я не выбью из тебя твои пороки.

Сидя на полу посреди своей комнаты, он с ужасом наблюдал, как поворачивается дверная ручка. Однажды он запер дверь, но она разъярилась и сорвала дверь с петель. Наказание последовало суровое. В тот раз она сломала ему руку. А в следующий раз, когда он спрятался в чулане, настолько жестоко выпорола его, что у него до сих пор остались шрамы на ягодицах.

Дверь открылась. Он затаил дыхание в ожидании того, что должно было произойти. Она отвела руку и наотмашь ударила его по лицу с такой силой, что он опрокинулся навзничь. Он беспомощно валялся на спине, в то время как она, тыча в него пальцем, принялась поносить его. Съежившись в жалкий комок, он замер в ожидании следующего удара. Ему не пришлось долго ждать. Она стянула с пояса толстый кожаный ремень, сложила его вдвое и с треском хлопнула по своей ладони. Он закричал от страха.

Он ненавидел этот ремень – орудие его пыток. Она носила его всегда, независимо от того, какие на ней были джинсы. Коричневый кожаный ремень с широкой латунной пряжкой.

Она продолжала что-то возбужденно говорить, до него не доходил смысл слов, но он и так знал, чтд она приказывала ему сделать. Трясущимися руками стянул пижамные брюки с бедер на дрожащие лодыжки и рывком высвободился из них.

«О Господи, помоги. Не позволяй ей снова бить меня».

Она подала ему знак, чтобы он повернулся на живот. Первый хлесткий удар по ягодицам жутко ожег кожу. Эти первые моменты экзекуции всегда были самыми худшими. После десятка ударов боль начинала распространяться по всем клеточкам тела и несколько притуплялась.

Его глаза были полны слез.

Извинения и мольбы не помогали. И все же он каждый раз извинялся и молил о пощаде.

– Я люблю тебя, мамочка. Я хочу слушаться тебя. Я буду стараться. Я буду вести себя хорошо.

Она снова и снова наносила удары; в конце концов он потерял им счет. На исполосованных ремнем ягодицах проступили кровавые полосы.

– Это мой долг – наказывать тебя, чтобы спасти от самого себя и от твоих дурных наклонностей.

По его щекам катились слезы.

– Ты ведь знаешь, что я делаю это для твоего же собственного блага? – У него не было сил ответить, и она схватила и встряхнула его. – Ты вел себя отвратительно.

Из груди вырвался протяжный стон.

Его подбросило вверх, и, открыв глаза, он сел в постели. Это не наяву. Уже нет. Это был кошмар. Он провалился в сон, и, как довольно часто случалось, из подсознания снова всплыли те ужасные картины детства. С сильно бьющимся сердцем и обильно выступившим на коже потом он сделал несколько глубоких вдохов.

Подобные кошмары постоянно терзали его. Чем бы он ни занимался, избавиться от них не удавалось. Независимо от того, сколько лет или километров разделяли их с матерью, она не оставляла его. И так, видно, будет продолжаться до самой его смерти.

«Но она не может причинить тебе боль, – сказал он себе. – Она больше никогда не причинит тебе боль».

Гриффин Пауэлл не ходил в офис по субботам и воскресеньям, если лично не вел какое-то дело; выходные он посвящал активному отдыху.