Кухня на том же месте, в западном углу. Из трубы вьется дым, крыша почти новая. На месте заглохшего цветника разбиты аккуратные грядки с цветами и пряными травами, расходящиеся от фонтана. Похоже на английские регулярные сады, подумала Сара. Цветник поражает яркостью: розовые и красные розы, белые и желтые гвоздики и бархатцы, синие и фиолетовые петуньи. Сладкие запахи цветов смешиваются с острыми кисловатыми запахами трав.

Фонтан тоже кажется новее, греческая богиня сверкает в потоках воды. У фонтана Олимпия пьет чай за железным столиком. Старая дева смотрит, как в голубом сиянье утра проносится колибри с темно-красным горлышком, и, судя по всему, не подозревает о присутствии Сары.

— Доброе утро, — окликнула ее молодая женщина, осторожно спускаясь по ступенькам.

Олимпия поставила чашку и обернулась.

— Доброе утро.

— Какой у вас чудесный сад!

— Благодарю; я делаю все, что в моих силах. — Олимпия решила улыбнуться.

— Вы сделали это сами? — недоверчиво спросила Сара. — Какой вы прекрасный садовник! Сад просто очарователен.

— Еще раз благодарю, дорогая, — Олимпия была искренне польщена, — будучи девочкой, я училась в Англии, и тамошние регулярные сады меня восхищали. — Она кивнула на свободный стул. — Не хотите ли чашку чая?

— С удовольствием. — Сара села и взяла чашку, поданную Олимпией.

— Итак, мисс Дженнингс, могу ли я быть чем-либо вам полезной?

— Говоря по правде, да. — Сара отхлебнула прекрасный крепкий чай, поставила чашку и улыбнулась. — Мисс Фонтэн, скажите, не могли бы вы рассказать мне немного о вашей семье, ее историю и все такое? — И заметив, что круглое лицо Олимпии напряглось, а во взгляде появилась подозрительность, добавила: — Видите ли, когда я занимаюсь такой реставрацией, как сейчас, мне важно хорошо разобраться в житейских обстоятельствах художника.

— А-а-а, — кивнула Олимпия, поняв, в чем дело, — наверное, это так.

— Для меня будет очень ценно все, что вы расскажете: каким образом ваша семья поселилась здесь, все, что придет в голову.

Олимпия еще раз кивнула.

— Разумеется, семья Фонтэнов живет в этой стране много десятков лет. Прадед Дэмьена эмигрировал из Франции в начале нашего века. Филип Фонтэн обосновался с семьей в Новом Орлеане. Он стал там весьма преуспевающим торговым агентом. Один из его внуков, отец Дэмьена, купил эту плантацию и перевез сюда семью. Луис приходится мне братом, и когда они с Ленорой обосновались в начале 50-х годов в Меридиане, я переехала к ним помогать с детьми. Их, видите ли, было шестеро — вроде маленькой лесенки. Дэмьен — старший, потом Винси, потом сестры.

— Понятно, — пробормотала Сара. — А где сейчас сестры Дэмьена?

Олимпия вздохнула.

— Я вернусь немного назад. Когда мы только что поселились здесь, мы жили в старом доме у реки. Это был просто коттедж в стиле греческого Возрождения, и для девятерых там было очень тесно. Поэтому Луис решил построить большой дом. — Она улыбнулась. — В характере брата было нечто эксцентрическое: он дружил с Вэлсином Мармильоном, который построил много домов в Сан-Франциско в приходе Иоанна Крестителя. От него Луис и получил проект дома в стиле «пароходной готики».

— Прекрасный дом, — проговорила Сара.

— Благодарю вас. — На лице у Олимпии появилось горестное выражение. — Во всяком случае, когда дом был почти готов, в округе разразилась эпидемия желтой лихорадки, и, к несчастью, все четыре маленькие дочери Луиса и его обожаемая Ленора заболели и умерли.