|
Они сели на софу, держась за руки. Зигмунд никогда не чувствовал себя таким счастливым. Наконец, оторвав свои губы от ее губ, он сказал: – У меня нет подарка для тебя, Марта. Но я закажу второе такое кольцо, чтобы и ты могла его носить. Тогда твоя мама ничего не узнает. Наша помолвка останется тайной, а она будет долгой. – Как долгой? – Наши предки установили: семь лет. – Я подожду. Марта вернулась к кофейному столику и взяла небольшой пакет, оставленный ею там. В нем находилась шкатулка из тика. – Помнишь, что ты сказал, взяв мою карточку со стола? О примитивной вере в обладание? Я принесла тебе лучший талисман. Это была только что сделанная фотография. Он держал ее перед собой в вытянутой руке. На фотографии была запечатлена Марта с широко расставленными крупноватыми для ее лица глазами, ее губы были слегка полноватыми, подбородок слишком решительный. «Но в целом, – подумал он, – это самая красивая женщина, какой мне довелось любоваться». Он с трудом оторвал глаза от фото и посмотрел на оригинал. Марта наблюдала за его лицом, за эмоциями, выражавшимися на нем, и это доставляло ей удовольствие. – Как ты думаешь, Зиги, когда Ева соблазняла Адама, продолжала ли она чистить яблоко? Сомневаюсь, ведь они торопились покинуть райские сады и сбежать в грешный мир. – Разве он грешный? – Я столь же несведущ в этом, как и ты. Я был затворником в лаборатории до того, как поддался магии Марты. – Ты веришь в магию? – спросила она. – В любовь? Бесспорно. Марта, дорогая, мы должны стать конспираторами. Как я смогу пересылать тебе почту? Поток писем, написанных мужской рукой, покажется странным в доме твоего дяди. Можешь ты надписывать конверты сама? – Да, я смогу делать это. – Ты милая девочка. Возможно, я больше всего люблю тебя за твою неясность. Она резко освободилась из его объятий. – Зиги, не путай нежность со слабостью. Бойся истинно вежливых людей, у них стальная воля. Это скорее восхитило его, чем встревожило. – Я знаю, что ты сильная, но в лучшем смысле слова. Я не вижу ничего загадочного в твоем характере. Я уверен, что ты такая, какой себя видишь. У меня же сложный и вздорный характер. Мои друзья называли меня циником. Как ученый, я никогда не считал себя сентиментальным. Я наслаждался классическими рассказами о любви и был на них воспитан, но никогда не думал о себе как о возлюбленном. О, в один из дней любовь медленно, осторожно пришла бы… Но чтобы она обрушилась на меня как пантера с дерева в лесу? Невероятно! Как я мог оказаться таким беззащитным? В конце концов мне двадцать шесть. Я раскладывал по полочкам любовную поэзию мира с той же тщательностью, с какой готовил образцы для микроскопа в лаборатории. Если я могу наблюдать это таинство, раскрывающееся перед моими глазами, как же я могу отвергать мистерию Неопалимой купины, зажженной ангелом Бога перед Моисее:;? Или мистерию Иисуса, накормившего многих хлебом и рыбами? Она прижалась к нему, прислонив к его щеке свою. – Знаешь, что я хотела бы получить в качестве подарка в знак помолвки? Стихи о любви, о которых ты говорил. – Гейне или Шекспира? – И того и другого. – Вначале Гейне: Тебя только раз бы увидеть, Упасть бы к твоим ногам И вскрикнуть, умирая: Я вас люблю, Madame ! – Слишком мрачно. На деле никто не умирает. Шекспир более радостный? – Он заставляет шута говорить в «Двенадцатой ночи»: Что любовь? Не за горами, Не за лесом и полями, Здесь она – лови! Если медлишь – проиграешь, Поцелуй мой потеряешь: Не теряй, лови! Она посмотрела на него, ее лицо было серьезным. |
