Белнэп непроизвольно вздрогнул. Двое подручных Лагнера молча ухмыльнулись.

– Не беспокойся, – с мнимым сочувствием продолжал предатель. – Тебя я тоже заведу туда, где ты еще никогда не бывал. Тебе когда-нибудь приходилось стрелять из «Моссберга» четыреста десятого калибра в упор? Я имею в виду в человека? Мне приходилось. С этим ничто не может сравниться.

Белнэп перевел взгляд с бездонных черных дул двустволки на бездонные черные глаза Лагнера.

А тот устремил взор на стену за спиной пленника.

– Обещаю тебе, наше уединение никто не нарушит. В этих домах поразительно прочные стены, так что свинцовые дробинки разве что поцарапают штукатурку. И я установил звукоизоляцию. Рассудив, что нет смысла беспокоить соседей, если одному из железнодорожных мальчиков вздумается стонать от счастья. – Плоть раздвинулась, обнажая фарфоровые зубы в жутком подобии улыбки. – Но ты сегодня получишь в себя заряд иного рода. Видишь ли, вот этот «Моссберг» вырвет у тебя из брюшной полости целый кусок. Помяни мое слово, в дыру можно будет просунуть руку.

Белнэп попытался пошевелиться, но его пригвоздили к месту стальные руки.

Лагнер взглянул на своих подручных; у него был вид ведущего телевизионной кулинарной программы, готового продемонстрировать чудесный рецепт.

– Ты полагаешь, я преувеличиваю? Позволь продемонстрировать тебе. Ты больше не ощутишь ничего подобного. – Послышался тихий щелчок; предатель снял ружье с предохранителя. – Никогда.

Разобраться в том, что произошло в последующие мгновения, Белнэп смог лишь потом, оглядываясь назад. Громкий звон разбитого стекла; Лагнер, испуганный шумом, оборачивающийся к окошку в алькове слева от себя; вспышка пороховых газов, вырвавшихся из дула пистолета, через долю секунды лучом молнии разорвавшая погруженную в полумрак комнату, отражаясь от зеркал и металлических поверхностей; и…

И фонтан крови, брызнувший из правого виска Ричарда Лагнера.

Разом обмякнув, предатель, словно подкошенный, рухнул на пол и застыл неподвижно; ружье вывалилось у него из рук, будто трость у жертвы сердечного приступа. Кто-то мастерски всадил пулю Лагнеру в голову.

Телохранители метнулись в разные стороны, наводя оружие на разбитое окно. Работа снайпера?

– Лови! – окликнул голос, несомненно, американца, и влетевший в окно пистолет устремился к Белнэпу.

Тот поймал оружие, повинуясь чистому рефлексу, воспользовавшись мгновением нерешительности обоих телохранителей, которые не знали, то ли расправиться с пленником… то ли стрелять в долговязого незнакомца, стремительно запрыгнувшего в окно. Белнэп распластался на полу – успев почувствовать, как у него над самым плечом прожужжала пуля, – и дважды выстрелил в того из телохранителей, который находился ближе к нему. Обе пули поразили наемника в грудь: центр массы, стандартное правило при стрельбе навскидку. Но для того, чтобы обеспечить внезапную смерть противника в подобном противостоянии на предельно близких расстояниях, этого было недостаточно. Устранить угрозу ответного удара могло бы только поражение центральной нервной системы. Смертельно раненный, обливаясь алой кровью, хлещущей из пробитой груди, телохранитель принялся палить наобум, разряжая обойму пистолета. В обнесенном массивными стенами замкнутом помещении выстрелы из крупнокалиберного оружия раскатились оглушительным грохотом, а непрерывные белые вспышки, вырывающиеся из дула, показались болезненно ослепительными.

Белнэп выстрелил еще раз, поразив телохранителя в лицо. Пистолет, полуавтоматический «вальтер» старого образца, из тех, которые любят некоторые бывшие военные за то, что он якобы никогда не дает осечек, тяжело упал на пол, и через мгновение за ним последовал его хозяин.