Помянуты были, само собой, Великая Эпоха Экспансии, кровь, пролитая совместно в битвах периода Контакта, и другие возвышенные материи. Закончил кэп тем, что по мнению Командования (и его личному, кэпа Джейкобса, мнению) большим свинством было бы оставить в беде – черт его знает, в какой именно – несчастную, но весьма стратегически важную колонию, которая по неразумению своему полвека назад вздумала отделиться, а сейчас совсем дошла до ручки. Потом кэп загнул обязательный пассаж о высокой миссии Федерации, всех ее ОКФ и особенно линейного крейсера ОКФ‑2 "Харрикейн". И вообще, есть ли вопросы к капитану?
Вопрос был один – у Главного Энергетика. Его интересовало то, каким образом будет согласован бросок к системе Ферн с маршевым ресурсом корабля и, как всегда, – еще одно – знает ли высокое начальство, как обстоят дела с шестым генератором?
Начальство это знало. Более того, постоянно имело чертов генератор у себя в печенках. Что до маршевого ресурса, то энергопотребление судна, выполняющего прямой приказ Командующего ОКФ, по всем законам, людским и божеским, восполняется из резерва Командования. Доволен ли господин Главный Энергетик ответом? Очень хорошо. До девятнадцати тридцати экипаж, кроме вахтенных и дневальных, имеет свободное время. В девятнадцать тридцать – стартовая готовность. В двадцать ноль‑ноль – Бросок. Благодарю за внимание. Вольно. Разойтись.
6
Удаляясь в рубку управления, кэп был хмур и тих. Хмур и тих был и весь "Харрикейн". Офицерский состав ожесточенно наяривал на клавиатуре своих терминалов письма женам, подругам и адвокатам – у многих в очередной раз срывались намеченные на время отстоя в Лунных Доках дела, в разной степени деликатного толка, а состав средний и рядовой кучковался по кубрикам, крыл крепкими словами начальство и заключал, как водится, пари на разные аспекты предстоящего похода. Главным образом, дискутировался вопрос о том, какая сатана во всем этом виновата. Вне игры был, как всегда, только Тимоти Сухой, который с самого начала заявил, что спору никакого быть не может – кашу заварила баба; после чего он уединился в своей каюте и шпарил под гитару белогвардейские романсы. Спору никакого и не было. Весь ОКФ прекрасно знал, что упрямый русский кок с "Харрикейна" еще ни одного пари в своей жизни не проиграл.
7
Полистав немного для успокоения нервов каталог японских игрушек, Кай поднялся с лежанки и, за неимением других занятий, стал приводить себя в порядок перед зеркалом, иронически окинув взглядом свою сутуловатую фигуру. Шесть с небольшим футов ходячей беды смотрели на него из глубины тщательно протертого стекла. Человек, который поворачивает космические крейсера и путается под ногами у президентов колоний. Когда‑то (господи, в этой ли жизни?!) Наркобароны довольно много давали за его стриженую голову. В ту пору, когда голова эта еще не начала седеть.
– Но теперь, ввиду инфляции, бояться мне, – подумал он, – нечего. И вообще, хватит чувствовать себя зачумленным.
Он подхватил коробку с Барабашкой и вышел из каюты.
В лифте было просторно, а ехать пришлось достаточно далеко – только
теперь Кай оценил размеры крейсера. Напластования металла, керамики, пластика проходили перед ним – вверх и вверх. Глухой гул стальных лабиринтов. Флуоресцирующие знаки и надписи.
Лифт остановился. Следователь вышел из него и еще метров триста прошел под низкими сводами отсека среднего состава. Остановился и, как всегда, забыв про кнопку звонка, осторожно, костяшками пальцев постучал в дверь каюты пятьсот девяносто.
8
Локаторы крейсера нащупали "Ферн‑21" за десять миллионов километров. Когда этих миллионов осталось восемь, штурман не без удивления доложил, что на орбите, кроме "бублика" станции, болтается еще несколько объектов поменьше, довольно симметрично раскиданных по ее эллипсу. |