Ответить ему было нечего.

— Сайл… — неуверенно начала она, словно оправдываясь. — Сайл мне уже все рассказал. Раладан, как всегда, мудр. Завтра еще нет, но послезавтра сможем ехать. К счастью, спешить незачем. Сайл сказал, что незачем.

Издали доносились возгласы пьяных моряков.

— Сперва наведу порядок. Поговорю со своими ребятами. — Она снова шмыгнула носом. — Ближе к вечеру.

— Хорошо, наведи порядок.

— Что случилось?

Откинувшись назад, он оперся спиной о пологий склон отмели, чувствуя под головой холодный песок.

— Не столько «что», как «сколько». Слишком многое. Просто слишком многое случилось, — ответил он. — Тебе недостаточно, если кто-то скажет: «Делай что хочешь». Тебе хочется, сестрица, чтобы всем это нравилось. Или хотя бы все восхищались.

— Вовсе нет.

— О, да.

— Ты же знал.

— Но я вовсе не собирался восхищаться. Зачем я тебе был там нужен?

— Чтобы…

— Ты хотела бы меня видеть таким? Стоять под деревом и смотреть? Хотела бы?

— Нет. Но это совсем другое дело. Потому что ты мужчина, а когда бьют сильного мужчину, это неинтересно, только грустно. Интересно сражение, а не избиение.

— А когда бьют женщину?

— Если она красивая, то всем это нравится. Ты же сам видел! Каждый любит бить женщину или насиловать. Только не все могут. Ведь ты меня тоже бьешь. А теперь почему не хотел?

Он не знал что сказать, лишь покачал головой.

— Такая уж я есть, — добавила она. — Мне хотелось, чтобы ты увидел, какая я. Именно ты. Мой…

Она замолчала.

— Твой «братец», сестрица, — с тяжелым сердцем сказал он. — Временный союзник и командир эскадры. В Роллайну ты поедешь с Сайлом. Соберите моих парней и отправьте туда, где когда-то ты высадила Раладана. Когда мы туда ехали, я расставил их вдоль пути, чтобы быть уверенным, что никто за нами не едет. Так, на всякий случай.

— Что это значит? Насчет «моего братца»?

— Тут недалеко есть городок, Сайл знает где. Возьми несколько своих ребят, найдешь там для них лошадей…

— Но что это значит? Насчет…

— Значит, что ничего у нас не выйдет. Из того, что мы… планировали, Ридарета. Это для меня… чересчур. Похоже, ты была права: хорошо, что я все видел. Ибо я знал, но не понимал. Теперь я уже понимаю, и… нет, Рида. Нет.

Несколько мгновений она вновь открывала для себя значение слова «нет».

— Но я тебя… — сдавленно начала она и закончила, плача: — Я тебя… люблю. И… прости меня, Китар.

Впервые со времен детства ему тоже захотелось плакать.

— Не в том дело… Видишь ли, Рида… Если отрезать кому-то руку, то она уже не отрастет. Он… он может даже не сердиться, сказать: прощаю. Можно отрезать руку неумышленно, даже другу, в суматохе, в сражении. Но рука… Ее уже больше никогда не будет. Что случилось, то случилось.

Она плакала как ребенок. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, но он чувствовал, что после этого готов будет наделать и наговорить множество глупостей.