— Ну и день сегодня! — пробормотал Сандро. — И печаль, и радость, все смешалось.

— Да, — обернулась Лаура и положила руки ему на грудь. — Но прежде, чем отправиться домой, мне нужно кое-что сделать.

— Челестина?

— Да. Я должна ее увидеть. Что бы не совершила Магдалена, Челестина — ее мать, и для любой женщины это очень тяжело — потерять дочь.

— Я пойду с тобой.

— Нет. Она ненавидит мужчин и теперь мы знаем, почему. Поэтому мне лучше пойти одной.

— Хорошо. У меня есть дела, которые нужно закончить.

Лаура вздрогнула: что за дела? Неужели необходимость описать при составлении доклада ужасную смерть молодой женщины можно назвать делом?

— Ступай, — сказала она. — Я скоро приду и надеюсь по возвращении застать тебя дома.

Кавалли направился ко Дворцу дожей. Но сделав несколько шагов, обернулся и улыбнулся.

— Чем это вы так довольны, мой господин? — поинтересовалась Лаура.

— Да вот, подумал, что теперь всю оставшуюся жизнь нам придется делить на двоих одну кровать. Что-то не припомню, чтобы когда-либо прежде радовался, когда целое вдруг делилось на половины, несмотря на то, что давно веду торговые дела.

У единственного в келье окна застыла дрожащая фигура:

— Сестра Челестина? — осторожно, чтобы случайно не задеть заставленные колбами и пузырьками столики, Лаура прошла через помещение и опустилась на колени рядом с монахиней.

— Лаура, — Челестина схватила ее за руку и сжала так, что девушке стало больно. — Я ждала, что ты придешь.

— Как не прийти, ведь Магдалена была моей подругой!

— И моей дочерью.

— Теперь она на небе. Ее забрал к себе Господь.

— Знаю.

Лаура прикусила губу.

— Что с ней стряслось, сестра? Безумие?

— Нет, не безумие, — Челестина говорила резко и уверенно. — Просто… не хватило терпения.

— Не понимаю, сестра.

— Магдалена не могла ждать, когда свершится правосудие, хотела все ускорить. А когда план провалился, взяла дело в свои руки.

— План? — озадаченно спросила Лаура. — Сестра, а вы знали о нем?

Челестина встала, подняла за плечи гостью и толкнула в грудь так, что та невольно опустилась на деревянную скамью.

— Мне сказали, она тебя ранила.

— Пустяки. Стилет не разбился, так что яд не попал в кровь. Повезло.

— Дай-ка я перевяжу царапину…

Девушка промолчала, а Челестина достала с полки кремень и принялась копаться в поисках чего-то еще. Наконец, она зажгла небольшую стеклянную лампу.

«Ладно, — думала Лаура, — если уже ей так хочется перевязать мне рану, пусть перевяжет.

Может быть, Челестине сейчас необходимо проявить о ком-го заботу».

Вспыхнул фитиль и к острому запаху каких-то химикатов добавился запах горящего жира.

Челестина подняла лампу повыше, и в это время взгляд гостьи упал на что-то, лежавшее под столом. Кожаная сумка. С печатью дожа! Та самая, что была у Даниэле Моро в ночь убийства?»

Лаура похолодела и подняла голову.

— Так вот, что касается царапины… — Челестина повернулась.

В руке она держала остро заточенный нож.

Убиты трое мужчин, а тронувшаяся рассудком молодая послушница покончила с собой. Опасность угрожала самому дожу Венеции. Андреа Гритти пришлось подвергнуться унижению на глазах всей знати.

Только мысль, что впереди его ожидает ночь блаженства, не позволяла Сандро отчаяться.