Горномогучие складывали костер, среброликие с чутконосыми и легколапыми завели прощальную песню, легкую, звонкую и печальную, как осенний ветер, чистую и холодную, как первый снег, полную надежды, как любая погребальная песнь…
Дед умирал не от болезни, не в бою – он сдался на милость победительницы, всеприсущей Смерти, потому что пришел его срок. Вот только свершилось это под открытым звездным небом, а не в жаркой спальне, пропахшей лекарскими зельями, пропитанной тяжким духом больного старческого тела. Он умер подле яркого огня, в который вскоре отправилась бренная человеческая оболочка, и искры взлетели так высоко, что одна из них добралась до небосвода и осталась там, чтобы приглядывать за всеми нами, его потомками и друзьями…
Тело князя, я знала, выставят в большом зале, чтобы подданные могли попрощаться с ним, и там оно будет лежать несколько дней, обмазанное всевозможными снадобьями и смолами, чтобы избавиться от запаха. Хорошо еще нынче осень, уже холодно, по жаре вышло бы совсем скверно… Право слово, равнинные ничего не смыслили в похоронных обрядах!
– Ты хорошая девочка, Альена… – произнес князь после долгой паузы, поманил меня ближе и шепнул чуть слышно: – Я прошу тебя… не оставляй моего сына… Он так горяч, а ты сумеешь сдерживать его… Обещай!
– Господин… – шепнула я в ответ, смаргивая невольные слезы, но не торопясь произносить клятву.
Похоже, сознание князя уже помутилось, потому что он не настаивал, а позвал:
– Райгор…
– Да, отец… – ожил тот, до сих пор напоминавший статую.
– Тебе я уже сказал все, что должен был сказать, сынок… – Даккор перевел взгляд на сына. – Только одно… одно повторю… Женись на Альене, Райгор, чего бы это тебе ни стоило! Это, если хочешь… моя последняя воля…
– Отец! Господин Даккор! – воскликнули мы почти в один голос, но старый князь уже не слышал нас.
– Холодно… – только и выговорил он напоследок. – Как холодно…
Он так и не пришел в сознание, а умер на рассвете. У нас сказали бы: Утренняя звезда любит славных воинов, и пускай искр костра не видно в солнечных лучах, это означает лишь то, что умерший стал одним из них, не отличишь, и всегда будет освещать путь своим родным! Вот только окна были закрыты наглухо, тяжелые портьеры задернуты, и опочивальню князя освещали лишь тусклые огоньки свечей…
На рассвете к подданным вышел новый правитель – князь Райгор.
По счастью, с похоронами тянуть не стали, лишь три дня отвели на прощание с Даккором. В толпе шептались: мол, молодой князь не очень-то опечален смертью отца, вон, ни слезинки не пролил… Из толпы не видны были в кровь искусанные губы молодого князя, а я была уверена – это не от горя. Он пытался принять какое-то решение, очень важное решение, и не мог.
Я догадывалась, о чем он думает, и даже немного сочувствовала: непросто найти такой выход, чтобы и не пойти против последней воли отца, и себя не ущемить…
Была и поминальная трапеза, на которой мне как-то не находилось места. Я наблюдала за здешними церемониями с недоумением: если в начале ужина произносили какие-то речи, прославлявшие старого князя, а дамы проливали слезы, то спустя несколько часов тризна превратилась в обычный пир. Я чувствовала себя совершенно лишней в своем траурном платье, без единого украшения – у нас считалось, что негоже похваляться перед умершими вещами, которые нельзя унести с собой за последний перевал… Увы, здесь и поминки были поводом похвастаться богатством!
Проходя мимо оживленно болтавших дам, я невольно услышала обрывок разговора и приостановилась.
– Ну что вы, дорогая, это невозможно! – говорила одна, элегантно обмахиваясь веером. |