Через неделю после ночного звонка Николай сошел с трапа самолета в Рижском аэропорту. Встречала его тетя Марта, несмотря на свои восемьдесят, крепкая и моложавая старушка. Смерть мужа не сломила ее, держалась она спокойно и уверенно. Но по дороге она рассказала Николаю, сдерживая слезы, что какие-то вандалы разгромили могилу дяди и, похоже, похитили тело. Не иначе, латышские нацисты, что ненавидят русских. Поминки прошли тихо и спокойно, кроме Николая были в основном родственники тети Марты и немногочисленные друзья покойного. На поминках состоялось и чтение завещания: квартиру и загородный дом Эдуард Валентинович оставил жене, машину и небольшой счет в банке — детям, библиотека досталась Рижскому университету, в котором на кафедре археологии и проработал покойный более пятидесяти лет. Николаю не досталось ничего. Досада поднялась из глубины души, обида заглушила скорбь: «Вот старый хрен, мог бы и оставить чего-нибудь любимому племяннику».

После оглашения завещания гости начали потихоньку расходиться. В этот момент Николай, все еще пребывавший в расстроенных чувствах, обратил внимание на молодого человека, который в открытую рылся в бумагах завещания, оставленные тетей Мартой на столе. Ощутив взгляд, молодой человек поднял голову, натянуто улыбнулся и мгновенно исчез в прихожей, среди уходящих родственников.

— Это кто такой? — успел Николай спросить у тетки, прежде чем незнакомец исчез.

— Не знаю. Вижу первый раз. Наверное, из университета кто-нибудь.

Николай подошел к столу и вынул из вороха бумаг ту, которая так заинтересовала незнакомца. «Приложение к завещанию № 3» — значилось в заголовке; это был подробный список книг, что Эдуард Огрев завещал библиотеке Рижского университета.

Поезд из Москвы прибыл по расписанию, что случается исключительно редко. Николай успел на последний трамвай от вокзала и сейчас, около полуночи, довольный тем, что удалось сэкономить на такси, поднимался по лестнице родного дома. Проходя мимо почтовых ящиков, обратил внимание, что из ящика квартиры № 37, то есть из его ящика, исходит бледно-желтый, дрожащий свет, какой бывает от меркнущей свечи. Остановившись в изумлении, Николай протер глаза, но это не помогло. Когда же он открыл ящик, то никакой свечи там, конечно, не оказалось. Лишь скромно белел листок почтового уведомления. Надлежало явиться на почту и забрать посылку от Эдуарда Огрева. Когда Николай прочитал фамилию, он даже прекратил зевать и отчаянно замотал головой, пытаясь прояснить мозги. После некоторых размышлений удалось понять, что посылка из Риги идет не меньше трех недель и что дядя отправил ее еще до своей смерти. Успокоившись и выкинув из головы привидевшуюся галлюцинацию, Николай продолжил подъем.

Следующим утром, по пути на работу, Николай забежал на почту. В автобусе в голову лезли всякие дурацкие мысли по поводу содержимого посылки, но любопытство пришлось немного отодвинуть. Первым делом Николай отправился на врачебную конференцию, затем последовал обход, затем пришли студенты за консультацией. И лишь когда последние вопросы о функционировании головного мозга были разобраны и будущие невропатологи удалились, Николай смог заняться посылкой.

В пакете плотной коричневой бумаги оказалось письмо от дяди и книга, тщательно запакованная в несколько слоев фольги.