Ему показалось, будто он услышал в траве какой-то шорох. Трава колыхнулась. Но этим все и кончилось, больше никаких подозрительных звуков он не услышал. Когда глаза освоились с дневным светом, Густав внимательно осмотрел высокую траву и тени деревьев. Ничего. Однако чьи-то невидимые глаза так и сверлили его, и их взгляд был куда пристальнее, чем прежде.
Такое состояние начало раздражать Густава.
— Хватит таиться от меня! Вылезай! — сердито крикнул он. — Я знаю, что ты прячешься поблизости! Говори: почему ты несколько дней подряд неотступно следишь за мной? Почему ты решил, что я обязательно отправлюсь в гробницу?
Ответа не было.
Густав поднял мешок.
— Если тебя съедает любопытство, я покажу тебе свои подземные находки. Ты, видно, думал, что там спрятаны сокровища? Спешу тебя разочаровать. Одни пеквейские безделушки, и больше ничего. Похоже, мы с тобой оба лишь напрасно потратили время. Так что выходи, и давай вместе выпьем вина и посмеемся над тем, какими глупцами оказались мы оба, рассчитывая найти в пеквейской гробнице несметные сокровища.
Трава зашелестела, но то был шелест ветра. Ветки хрустнули, но причиной опять был ветер. Других звуков Густав не услышал.
— Ну и убирайся в Пустоту, — крикнул напоследок Густав и, подхватив мешок на плечо, зашагал к шатру.
На ходу Густав обдумывал, как ему лучше поступить. Можно было бы тронуться в путь прямо сейчас, невзирая на усталость. Но это было рискованно: по дороге незнакомец вполне мог напасть на него. Наверное, разумнее будет поужинать, отдохнуть и даже, если получится, немного поспать. Будь с ним еще кто-то, можно было бы спать поочередно, однако Густав привык путешествовать один и еще ни разу не пожалел об этом. Он с давних пор избрал своим девизом слова: «Тот в путь быстрее всех идет, кто в путь идет один». Из тех, с кем Густав был знаком, лишь немногие сумели бы выдержать тяготы нескольких месяцев пути, но у этих людей хватало своих забот, чтобы в обществе сумасбродного старика отправляться неведомо куда.
Густав решил остаться, поесть и отдохнуть. Так будет разумнее, чем пытаться убежать от опасности, когда он едва держится на ногах. Бывший командир и наставник Густава учил его всегда самому избирать поле битвы. Если невидимый соглядатай решил напасть на него ночью и застать врасплох, пусть получит сюрприз.
Устало бредя в направлении шатра, Густав внимательно следил за окружающим, но ничего не замечал. Впрочем, сейчас он и не ожидал ничего увидеть. К этому времени он достаточно хорошо изучил повадки незнакомца и относился к нему со здравым уважением, как относятся к умному врагу. Густав радовался, что отправился сюда один. Любой, кто оказался бы рядом, решил бы, что старик спятил. Вокруг — ни души, ни звука, ни шороха, а этот Густав готовится к ночному нападению.
Когда он добрался до шатра, спустились сумерки. Густав беспечно швырнул мешок внутрь шатра. Проверив на обратном пути расставленные им силки, он обнаружил в одном из них нежного жирного кролика, которого и изжарил на огне. Густав позаботился и о лошади, воздавая ей должное за терпеливое ожидание. Он хорошенько накормил и напоил свою боевую подругу и оставил ее пастись и отмахиваться от мух. Сам Густав удалился в шатер.
Там он достал из свернутой постели два серебряных колокольчика. Прижав их язычки, он развесил колокольчики на шатровых подпорках, почти у самого верха.
— Старый воровской трюк, весьма подходящий для старого вора, — улыбнувшись, вполголоса произнес Густав.
Трюк этот был вполне оправдан: даже при самом легком и осторожном прикосновении к шатру колокольчики обязательно зазвенят. По той же причине Густав бросил у входа в шатер неубранную посуду, надеясь, что сам он не натолкнется на свои горшки и миски, если ночью придется совершить вылазку в кусты.
Решив, что он надлежащим образом приготовился к ночному визиту незнакомца и тот его не застигнет врасплох, Густав завернулся в одеяло и лег на землю. |