Изменить размер шрифта - +
Превращу в лягушку. Будешь старой ворчливой лягушкой в очках. Поняла?

— А если нет?

— Что нет?

— Не буду перечить?

— Вау! Тогда я поцелую лягушку, и она превратится в прекрасную принцессу. Вот так. Главное, будь умницей. Всегда будь умницей, девочка.

— Ох, Влад! Да… Да… я буду. Всегда…

В журнале Софьи он открыл рубрику «Стражники среди нас». Ведущим рубрики был Влад Шипов, а главным героем — Рыцарь Теней Заатар. От него потрясенные читатели узнавали новости и законы Ночного мира, ему задавали вопросы из цикла «Что вы хотели знать о колдунах и вампирах, но боялись спросить», ему же, трепеща, признавались в своей тайной склонности к службе в Третьей страже. Большую часть посланий Заатару Влад сочинял сам, но настоящие письма тоже изредка приходили в редакцию. Из числа их авторов, после строгого отсева, и вербовались временные полки Третьей стражи. Вольдас хоть и отверг Митенькину идею одноразовых Стражников, но признал, что использовать новобранцев надо по большей части вслепую и недолго. Теперь ему требовались не единомышленники, а исполнители.

Назваться Заатаром с его стороны было чистым хулиганством, причем довольно рискованным. От Рады он слышал, что в Москве живет не менее десятка тысяч израильтян, плюс сотни людей посетили эту солнечную страну и без труда узнают в имени грозного Стражника название популярной приправы, на которую Володя Розин подсел в Иерусалиме. Но уж больно хорошо было слово, отзывалось на слух звоном копья и сухим треском молнии, напоминало и Заратустру, и Бальтасара, и прочую таинственную чушь. А уж если вспомнить, что именно на стене у царя Бальтасара сама собой появилась пророческая надпись, да усмотреть в этом привет «Подвалу»… Просто красота, а не имя!

Софья первое время пыталась его контролировать, но он ее гнал, а если надоедала, то брал ее по-хозяйски за подбородок, и она становилась ручной. В начале их романа он устроил оргию в ее строгом кабинете, прямо на заваленном бумагами столе, и с тех пор неприступная начальница лишилась последнего оплота своей профессиональной гордости. Стоило ей «полезть в бутылку», как Розин с многозначительной улыбкой усаживался на стол, смотрел ей в глаза, и госпожа редактор таяла, как шоколадка.

Иногда Володя с удивлением думал о том, что женщины ему нужны лишь для достижения его целей, будь то сексуальная разрядка или интересы дела. Он не мог представить себя женатым (Бетти, понятно, не в счет), хотя несколько раз испытывал чувство привязанности к своим подругам, например к китаянке Май, которую даже жаль было бросать, уезжая из Америки. И все же он никогда не думал о женщинах больше, чем о еде, когда ее требовалось купить или приготовить. Не было ли в нем какой-то мужской ущербности?

Он провел беседу с Мамаем, ставшим для него чем-то вроде индикатора здравого смысла и душевного здоровья, и успокоился. Воры в законе, сообщил ему сей хранитель восточной мудрости, никогда семей не имеют. И не потому, что семья привязывает и делает тебя уязвимым. Им это просто не нужно. Он, Мамай, не знает случая, чтобы вор, в смысле — настоящий блатной авторитет, был сильно влюблен. У этих парней, должно быть, душа устроена по-другому, и любовь им дана совсем другая. Вот ты, Вольдас, я знаю, дело свое любишь, и ничего иного тебе в жизни не надо. А еще — великие мудрецы всегда без женщин обходились.

Примерами воров и мудрецов Мамай его утешил. Наверное, он, Владимир Розин, Вольдемар Розен и Вольдас Розанн, и вправду не такой, как большинство людей. Потому ему и достался жребий главенствовать над Третьей стражей.

Действительно, какие там бабы, когда он крутился как белка в колесе, и даже на прогулки по подвластному ему городу не оставалось времени. Дело Стражников пора было ставить на научную основу. И теперь он с Митенькиной помощью проводил эксперименты по стиранию памяти.

Быстрый переход