Он понял: она не хочет, чтобы он видел ее лицо. После напряженного дня, после сцены с Брианной она потеряла над собой контроль.

Роджер стоял, испытывая невыразимое замешательство и смущение. С ужасным чувством, что он вторгается во что-то глубоко личное, сокровенное, и не зная, что делать, он поднес к свету маленький металлический кружочек и прочел выгравированные внутри слова: «Da mi basia mille». Но произнес эти слова не он, а Клэр. Ее голос дрожал, ему показалось: в нем звенели слезы, но она не могла позволить чувствам овладеть ею, – это могло ее уничтожить.

– Это Катулл, строки из поэмы о любви. Хью… Хью Мунро подарил мне эту поэму в качестве свадебного подарка. Свиток был обернут вокруг кусочка янтаря со стрекозой внутри.

Ее руки, сжатые в кулаки, безвольно опустились.

– Я не помню всю поэму, но кое-что помню хорошо.

Голос окреп, но она стояла повернувшись к Роджеру спиной. Маленькое серебряное колечко, еще хранящее тепло ее руки, сверкало на его ладони. Не поворачивая к нему головы, она прочитала по-латыни одну строфу и перевела ее на английский:

Кончив читать, Клэр постояла немного и повернулась. Щеки ее были влажными и лихорадочно горели, ресницы слиплись от слез, но она была совершенно спокойна.

– «Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова…», – повторила она одну из прочитанных строк и попыталась улыбнуться. – Ну а клейма мастера нет. Так что и это не доказательство.

– Нет, доказательство, – сказал Роджер. Он почувствовал спазм в горле и торопливо прокашлялся. – Абсолютное доказательство. Для меня.

Что-то вспыхнуло в глубине ее глаз, и она искренне улыбнулась. Потом Клэр вдруг начала плакать, слезы безудержно катились по лицу, она окончательно потеряла самообладание.

– Извините, – сказала она наконец.

Клэр сидела на софе, упершись локтями в колени и уткнувшись лицом в огромный белый носовой платок преподобного мистера Уэйкфилда. Роджер присел рядом, почти касаясь ее. Она казалась маленькой и беззащитной. Ему захотелось погладить темно-русые завитки ее волос, но он не решился.

– Я никогда не думала… мне никогда не приходило в голову… – сказала она, сморкаясь. – Я даже не представляла, насколько для меня важно, чтобы кто-нибудь мне поверил.

– Даже если это не Брианна?

Клэр слегка поморщилась, одной рукой отвела назад волосы и выпрямилась.

– Для нее это был удар, – сказала она, защищая свою дочь. – Естественно, Бри не могла… она так любила своего отца… Фрэнка, я имею в виду, – торопливо добавила она. – Я знала, она не сможет принять все это сразу. Но потом… когда подумает, порасспрашивает…

Голос ее замер, плечи под белым льняным костюмом поникли под тяжестью этих слов.

Как бы желая отвлечься, Клэр посмотрела на стол, где лежала стопка еще не раскрытых книг в глянцевых переплетах.

– Странно, не правда ли? Двадцать лет прожить с ученым, занимающимся изучением якобитства, и не открыть ни одной его книги из страха узнать то, что мне не хотелось знать.

Она покачала головой, все еще не отрывая взгляда от книг.

– Я не знала, что случилось с большинством из них, – и не могла заставить себя узнать об этом. Я знала их всех. И не смогла их забыть. Но я смогла похоронить их и не позволила воспоминаниям захлестнуть меня, – то время прошло и началось другое.

Роджер взял верхнюю книгу из лежащей на столе стопки и взвесил ее в руке, как будто определяя груз ответственности, который он решился взять на себя.