Он стоял такой сдержанный, неторопливый и ни в чем не сомневающийся.
Рован запустил стрелу. Она полетела быстро и высоко, тонко и уныло свистя. Собравшиеся громко ахнули. Голубь, кружившийся над шестом, пронзительно вскрикнул. Мужчины на поле подняли головы вверх. Кэтрин зажмурила глаза и закрыла уши руками. Она не могла смотреть на убийство. Вдруг раздались крики, вопли, а затем и рев одобрения. Кэтрин открыла глаза.
Первое, что она увидела, — это голуби. Они снова были вместе, голубь и голубка, она была свободна. Они кружили, едва касаясь друг друга крыльями, словно танцуя изящную арабеску, молчали, радуясь свободе, и все выше и выше поднимались в небо. Наконец, сделав прощальный круг, они улетели на запад и скрылись из поля зрения.
Рован стоял, облокотившись о лук, и наблюдал эту трогательную сцену с печальной улыбкой, которая погасла, когда Алан похлопал его по плечу, потом повернулся и ушел. На шесте посреди поля висела, дрожа, стрела, воткнутая в дерево около верхушки. Веревка, прежде державшая птицу, болталась на ветру. Она была ровно пополам разрезана стрелой. Причем не одной, а двумя. Две стрелы были пущены в кожаный шнур. Он разорвался не случайно — Рован освободил голубку. Он пожертвовал своим шансом быть победителем дня ради демонстрации своего сострадания к бессловесному существу.
Он был не прочь натянуть лук и послать стрелу в живого зверя, поэтому вряд ли это было сделано из жалости. Даже законы чести не требовали от него удержаться от убийства голубки только потому, что другие не способны были выполнить это.
Тогда спрашивается — зачем он сделал это? Почему?
Глава 4
Жиль поднялся и, повернувшись лицом к гостям, вскинул руки, прося тишины. Когда гости перестали удивляться высокому мастерству Рована и затихли, он заговорил.
— Друзья мои, — начал он глубоким и торжественным голосом, — мне редко приходилось быть свидетелем такой меткости, которая только что была нам всем в назидание продемонстрирована. Но никогда, я повторяю, никогда я не встречал такого яркого примера галантности и милосердия. Каким нужно быть сильным человеком, чтобы отбросить желание выиграть, когда победа была почти в руках. Только исключительный человек может пойти на это, проявляя лишь заботу о чувствах леди.
Кэтрин бросила снизу вверх на мужа быстрый взгляд. Он улыбнулся ей и продолжал:
— Я вижу, дорогие друзья, взгляд моей жены, призывающий произнести имя человека, который должен быть сегодня победителем. Я видел тот момент, когда Рован де Блан, вняв молчаливым мольбам ее исключительного и нежного сердца, принял достойное решение.
Кэтрин опустила ресницы, затем быстро посмотрела на Рована, все еще стоявшего на арене. Неужели это правда? Но вопрос вылетел у нее из головы, когда она услышала продолжение речи мужа.
— В ознаменование этого исключительного доказательства высокого спортивного мастерства, вследствие моей личной признательности и с вашего высочайшего разрешения, — торжественно продолжал Жиль, — я награждаю Рована де Блана титулом короля турниров этого дня со всеми вытекающими из этого почестями и привилегиями, соответствующими положению.
Толпа выразила свое одобрение аплодисментами и криками «ура». Жиль присоединился ко всем, аплодируя и повернувшись в сторону Рована. Шум долго продолжался, а когда стал затихать, Жиль протянул к нему руку, призывая подойти и получить приз.
Алан протянул руку, чтобы взять у Рована лук сделав в это время какое-то веселое замечание. Рован сильно покраснел и пошел к трибуне. Кэтрин показалось, что он с неохотой собирается принять награду. Она хотела бы знать, отчего он чувствует себя неуютно — оттого, что ему пришлось проявить слабость, идя навстречу капризам женщины, или он предпочел бы получить награду за более справедливую победу?
Какая разница! Сейчас ей нужно подняться и взять лавровый венок. |