Мгновения спустя он скинул рубашку и бриджи, и, взяв ее руку в свою, провел ею по груди, поцеловав ладонь, положил ее руку на горячую и гладкую свою плоть. Потом убрал руку, а ее оставил, чтобы она могла привыкать к нему и поступать по своему разумению. Она ощутила в руке твердую, но бархатистую, упруго-эластичную, сильную и подвластную его воле часть тела. Ее так заворожили противоречия его плоти, что она не сразу обнаружила его руку на внутренней поверхности своих бедер, что заставило пошире раздвинуть ноги и почувствовать, как он гладит влажные и нежные складки самых сокровенных и тайных участков женского тела. Она спрятала свое лицо у него на шее и так глубоко вздохнула, что почувствовала, как заболела грудь, но не шевелилась, не убирала руку с его тела, а в это время он раздвинул похожие на лепестки складки и осторожно, но безошибочно вошел в нее. С ней произошло невероятное: улетучился страх, разбилась о новое чувство излишняя стыдливость. Она была наверху блаженства — он познакомил ее с новым ощущением, и уже ничто, даже слабая боль, не смогло заглушить радости этого момента. Так ей думалось, пока она не ощутила прикосновение его губ в том месте, где раньше была его рука.

Время преобразилось: торжество и радость овладели Кэтрин, сознание уступило место огненному экстазу. Она полностью растворилась в его руках, ее тело и все ее существо, ее душа стали необыкновенно податливыми. Она полностью отдала себя ему и абсолютно не думала о цене. Кажется, прошла вечность, когда он приподнялся над ней, словно суровый бог ночи, и спросил:

— Мне остановиться?

Что-то отчаянно гордое, победное всколыхнулось в Кэтрин. Она обняла его за талию и притянула к себе.

— Ради бога, нет, — прошептала она.

И снова было ощущение полноты, но уже почти без боли, так как он хорошо подготовил ее. Он вошел в нее и какое-то время был неподвижен, потом начал ритмичные движения, открывая для нее новые внутренние стороны удовольствия. Они вырвали из нее последние резервные силы души и сердца и соединили все в сплошной восторг: Но она продолжала хотеть его каждой клеточкой своего тела и каждой каплей крови и робко, но нежно стремилась ему навстречу, пока блаженство не стало глубоким и полным. Она резко вздохнула, чувствуя полное с ним единение.

Его движения чуть стихли, и он позволил себе в восторге прижать ее своим телом. Это на самом деле был восторг — страхи, сомнения, надежды слились вместе в одно это чувство. Ее восхищение им перешло в ощущение какого-то чуда, и она еще сильнее приникла к обнимающему ее мужчине. Они лежали неподвижно, пока дыхание Рована не замедлилось, сердце не стало биться ровнее, а потом с совершенной легкостью и неутомимой нежностью он начал все снова. И снова началось сплошное очарование, он не оставил ни единой клеточки в ее теле, которой бы он не овладел.

Медленно и быстро, нежно и мощно они любили друг друга, окунались друг в друга, и уже ничто не могло их защитить от дикой радости. Это был настоящий букет восторга, даже целый сад, нежно ухоженный и который во что бы то ни стало необходимо сохранить в памяти, как любимые цветы сохраняются в книге.

И потом они лежали, прислушиваясь к биению своих сердец, а тела были влажными от пота. Его лицо зарылось в копне ее волос. Она, опустошенно обнимая его за спину, прошептала:

— Все, пожалуйста, остановись!

Глава 13

Рован стоял, облокотившись о каминную доску, и смотрел на огонь. Он не был доволен собой, поскольку совершил колоссальную ошибку.