Вот и берлога. Если бы знакомец не сказал, что она передо мной — я прошел бы мимо. Поваленное дерево, рядом с комлем — сугроб, каких в лесу множество. Лишь приглядевшись, можно было заметить, как из маленькой дырочки вверху вырывается легкий парок.

Охотники окружили сугроб, выставив вперед рогатины. Тяжелая штука, куда там копью до него. Толстое полированное ратовище, на конце — рогатина в виде короткого, в локоть, меча. Обоюдоострое широкое лезвие — рожон (отсюда и выражение «Чего на рожон прешь?») — в месте соединения с деревянным ратовищем имело широкую перекладину. О ее назначении я догадался сам — разъяренный медведь мог насадиться на рогатину и дотянуться лапами до охотника, перекладина же обеспечивала относительную безопасность. Но тяжела, — втрое против копья, не меньше, да и то не супротив человека: в матером медведе килограммов триста будет, — а ну как ратовище не выдержит?

Конечно, на поясе у каждого — нож, но это больше для успокоения совести. Когти у косолапого едва ли не меньше ножа, и удар лапы — будь здоров, раздирает тулуп, одежду, кожу — на раз. И уж коли до ножа противоборство дойдет — будьте уверены, охотнику самому сильно достанется.

— Готовы?

— Да, — ответили вразнобой.

— Начинай!

Знакомец суковатой палкой ткнул в сугроб, поворошил его. Сначала ничего не происходило, потом раздался грозный рев и сугроб как будто взорвался изнутри. Нас осыпало снегом, и в облаке снежинок встал во весь свой огромный рост бурый, почти черный медведь. С ходу он бросился на знакомца и ударил его лапой, тот отлетел в сторону. Другой лапой медведь отбил в сторону рогатину Перминова и щелкнул зубастой пастью. Глаза зверя яростно горели злобой и ненавистью к людям, потревожившим его покой.

Раздумывать было некогда, и я воткнул свою рогатину медведю в бок, по самую перекладину. Зверь взревел и развернулся ко мне — я едва удержал оружие, настолько рывок был неожиданно силен. Скользящим ударом я резанул медведя по шее, не причинив, впрочем, особого вреда — на нем шкура как кольчуга. Надо наносить только колющие удары. Я отступил на пару шагов — иначе бы не смог развернуть рогатину, — все-таки четыре метра ратовища для леса многовато. В это время купец изо всей силы вогнал медведю рогатину в правый бок. Зверь ударил лапой, перебив пополам ратовище, и попер на купца, открыв мне спину. Ухватив ратовище обеими руками, я изо всей силы воткнул рогатину ему под лопатку.

Рядом вонзил свою еще один охотник. Зверь зарычал так, что по спине пробежал холодок, свалил купца ударом лапы и рухнул на упавшего. Неужели закончилось? Я перевел дыхание.

Охотники бросились к зверю, воткнули ему в шею длинные охотничьи ножи, перерезали глотку.

— Купец! Тащите Гаврилу!

Перминов лежал под медведем, подмятый его весом. Мы с трудом столкнули зверя.

Шапки на купце не было, однако голова была цела, а спереди из тулупа был вырван огромный кусок, виднелась кровь. Купец был без сознания, но дышал.

— Быстро за санями. Одни — для купца, другие — под медведя. Несколько охотников побросали рогатины и побежали по проторенному следу в село.

Я встал перед купцом на колени, расстегнул тулуп, ножом вспорол ферязь и рубашку. На коже лишь порезы, четыре неглубокие раны — правда, кровят. Ощупал ребра: под пальцами ощущалась крепитация — это когда ребра сломаны и концы обломков трутся друг о друга, издавая подобие хруста. Прошелся руками по грудной клетке, ощупал руки и ноги. Осмотр успокоил. Просто удар был очень силен, но пришелся вскользь, а к потере сознания привел болевой шок от переломов.

— Полотенце подлиннее есть?

— Откуда?

Скинув с себя тулуп, я снял жилет, рубашку. Рубашку распорол на длинные полосы и с помощью мужиков туго перетянул грудную клетку купца.