Ррромантика, етить-колотить.

Только очень уж паршивая романтика, когда ты находишься внутри утлой скорлупки, ставшей игрушкой волн и ветра посреди океана. Доселе среди нас вроде бы не было людей, подверженных морской болезни… Да и сейчас их как бы особо и не наблюдалось… Но мутило всех уже порядочно. Всё, что не было жёстко закреплено перед штормом, теперь весело летало по всей «Фрейе», а экипаж катера старался сидеть на попе ровно, пристёгнутый где-нибудь в своём уголке.

Больше всего меня напрягал жалобный скрип и скрежет корпуса корабля. Во-первых, он был ровесником моих дедушек и бабушек. Во-вторых, он не стоял все эти десятилетия в доке. И, в-третьих, как я без особого удовольствия узнал – некоторые части конструкции катера были сделаны из дерева.

Шторм, деревянный корабль и Карибы. В память о вас, Морган, Тич и Бартоломью, в память о вас!..

– Чёрт, давненько со мной такого не было, – неожиданно весело заявил Датч, широко улыбаясь и руля катером.

– Такого – это какого? – по возможности спокойно произнёс я, жёстко мотаемый в кресле, даже несмотря на ремни, которыми был надёжно к нему пристёгнут.

– Шторм, Вайс, шторм. Буря! Стихия. А главное – тепло, не то что это ваше Баренцево море.

– У меня море было Охотским и тоже не особо тёплым вообще-то…

– Тем более!

– Что с «Арктиком»? – спросил я, абсолютно не разделяя откровенной шизанутой радости капитана «Фрейи».

– Сигнал часто пропадает, но примерный курс нам и так известен. Думаю, не потеряем.

– Хочется верить, – поморщился я.

Хлипкая палуба под ногами. Море вокруг.

Никогда о таком не мечтал. И мечтать уже вряд ли когда-нибудь буду.

Эй, Кровавая Богиня! Скольких мне убить для тебя, чтобы сменить совсем хлипкую палубу на менее хлипкую? Я бы не отказался взять на абордаж «Арктик», даже несмотря на всех Скульпторов мира, лишь бы только иметь под ногами более устойчивую опору. Чёрт, да я сейчас бы их всех там голыми руками порвал!

Не отвечаешь? Ну, разумеется.

Когда человек говорит с богом – это вера, когда бог говорит с человеком – шизофрения…

– Десять! – хрипло каркнул динамик интеркома, висящий на стене. – Десять!

Я непроизвольно вздрогнул, хотя и понял уже, что это ожила внутрикорабельная связь. И это карканье – всего лишь голос ворчливого деда.

– В крайнем отсеке какие-то проблемы, – объяснил Датч. – Сходи, помоги.

– Издеваешься? Я же разшибусь по дороге.

– Издеваюсь-издеваюсь. Давай, иди – ты мужик крепкий, а Том уже в возрасте.

– В возрасте маразма, – буркнул я, нехотя отстёгиваясь и вставая с кресла…

Нос «Фрейи» резко задрался вверх, поднимаясь на большой волне, а затем катер резко ухнул вниз. Меня буквально снесло с ног, но в последний момент всё-таки каким-то чудом удалось намертво вцепиться в спинку кресла и сохранить равновесие… Но тут в правый борт ударила ещё одна волна, и меня швырнуло назад – прямо на металлическую стенку рубки.

Тряхнуло мощно – до самых корней зубов и глубины костей. Мир вокруг мигнул, как при переключении каналов на телевизоре…

Вместо рубки старого торпедного катера вокруг меня расстилался засыпанный песком современный город, сейчас превратившийся в собственный призрак, в тень самого себя прежнего.

Справа плескались тёплые воды Персидского залива, а слева была пустыня, которая однажды устала терпеть людей и пошла на них войной. Настоящей – куда там танкистам Саддама двадцать с лишним лет назад.