– Зевс Олимпийский! Как умно, Архит! – вскричал Зопирион. – Ну‑ка, посмотрим, воздух идет по горлышку, потом по трубке, а потом выходит через дырочки в птичке… Нужно найти этому практическое применение. Интересно, а что если на галеру вместо гребцов поставить такие устройства, в снизу качать воздух…

– О боги, что это? – испуганно воскликнул Платон. Из угла каюты, где стояло странное нагромождение кувшинов и трубок, раздался заунывный вой.

– Значит, наступило время обеда, – сказал Архит и объяснил действие автоматического сигнала, придуманного для Дионисия‑старшего.

– Подобное устройство могло бы подавать сигнал о начале занятий, – сказал Платон. – Вы должны снабдить меня чертежом и описанием, и я смогу поторапливать медлительных учеников.

За обедом Платон продолжил разговор.

– Если разговор зашел о студентах, было бы здорово, если бы сейчас с нами оказался паренек из Стагейры – Аристотель. У него страстная тяга к познанию. Он все классифицирует, даже машины.

– Ты говоришь о тощем всезнайке? Такой шепелявый? – переспросил Зопирион.

– Именно о нем. Я позволил ему брать уроки у некоторых моих коллег. Он поклялся, что однажды станет философом, однако я сомневаюсь в наличии у него внутреннего озарения, – Платон поудобнее улегся на ложе и поставил локоть на подушку. Слуги забегали с подносами.

– Ох, вижу, у тебя по прежнему все прекрасно, Архит! – сказал Платон.

– У человека должен быть, по крайней мере, один порок, а чревоугодие – самый безобидный.

Платон не отрывался от еды, поставленной на отдельный столик специально для него.

– Можно тебя спросить, Архит, – немного утолив голод, спросил он. – По дороге сюда Зопирион рассказывал мне о приключениях своей юности, когда вы работали на Дионисия‑старшего. Можно попросить его продолжить? Зопирион, ты остановился на случае, когда финикийский капитан освободил тебя из рабства.

Зопирион вздохнул.

– После того, как я покинул гостеприимный дом Асто, три года искал Коринну, останавливая поиск лишь для того, чтобы подзаработать денег строительным делом. Однако мне не удалось ее найти. По моей просьбе Инв тоже искал ее и так же безуспешно. Кстати, Архит, ты виделся с ним с тех пор?

– Да, несколько дней назад он приехал в Тарент.

– И как он?

– Как обычно. Брюзжит, что это его последнее путешествие. Но даже не представляет, чем будет заниматься, если оставит свой бизнес. К примеру, мы с тобой, о Платон, можем заняться написанием философских трактатов об улучшении нашего жестокого и безнравственного мира. Однако Инв реализует это на практике.

– Мне бы хотелось дослушать рассказ Зопириона, если ты позволишь, – попросил Платон.

– Итак, с мальчиком – моим пасынком – все в порядке.

– А где он? – спросил Платон.

– В Карфагене, в доме отца. После падения Мессаны его продали в рабство, и работорговец спросил мальчугана, кто он и откуда. Ребенок – а он был очень сообразительным – сказал, что он – сын Илазара, строительного подрядчика из Карфагена. Работорговец, предвкушая выгодную сделку, связался с Илазаром и получил за него выкуп.

– А что было дальше?

– Парнишка вырос, женился, служил в армии Карфагена, а после смерти Илазара унаследовал его дело. Если бы он остался в Элладе, то стал бы известным атлетом: у него отличное тело. Однако в Финикии гимнастику и гимнастические состязания считают ребячеством.

– Варвары, – пробурчал Платон.

– Однако они со своей стороны, могут сказать про нас то же самое.