Он задумчиво походил из угла в угол и, с сомнением посмотрев на Гриню, сообщил:

— Есть у меня придумка одна… Но честно скажу, еще ни разу не пробовал. Так что за успех не ручаюсь.

На улице было зябко, как в декабрьском трамвае. У коммерческого ларька в драповом пальтишке стояла Весна, разглядывая жвачку. Денег у Весны не было.

— Не знаю, чё делаю, — ворчал Порфирий, шагая рядом с Гриней, — бесполезно ведь, нутром чую. Слушай, а может кого другого, а? Вон ведь вокруг их сколько, прямо Кралефорния какая-то.

— Да? — удивился Гриня, — никогда внимания не обращал. Нет, кого другого мне не нужно.

— Ну хоть вон ту, в каракулевой шубе? — не отставал купидон, — махом уложу.

— Не хочу, — упрямо ответил Гриня.

— Зараза! — выругался Порфирий. — Мне за такую пятьсот баксов предлагали. Армянин с рынка. Битый час на коленях умолял — до сих пор на полу вмятина от пуза. А тут я тебе… Эх!.. Ну, чем она тебе не нравится? Ноги длинные — никакой шубы не хватит. Походка как у лебедя. Глаза — два Персидских залива. Голос… Девушка, эй, девушка, который час, не подскажете?

— Да пошел ты…

— …нежный как флейта. А?

— Не хочу, — упрямо ответил Гриня.

Купидон достал из пачки сигарету и с недовольным видом закурил. Несколько минут они шли молча.

— Смотри, — вдруг кивнул Порфирий, — трехэтажный дом видишь? Дом с привидениями.

— Привидений не бывает, — не поверил Гриня.

— Чего?! — возмутился Порфирий. — Да я там работал. Три свадьбы, одни похороны от безответной. Привидений не бывает! Такие же люди, как и мы. Пьют, любят, дерутся. На выборы голосовать ходят… Ну, необычные… А ты обычный? Чего у тебя уши такие… внушительные?

Гриня пожал плечами:

— Папа у меня нерусский.

— Какой национальности? — полюбопытствовал Порфирий.

— Чебурашка.

— Сын русской и чебурашки, — прокомментировал купидон, — чего ж ты тогда от жизни хочешь… Был у меня такой, как ты, чокнутый. В снежную бабу влюбился. Всё ей морковку в носу поправлял, пока ангину от поцелуев не схватил. Шляп, то есть ведер, штук десять подарил. Гулянки устраивал: виски со льдом, овощи «Хортекс», торт-мороженое. Думаешь, она ему хоть одно теплое слово сказала? Пшик, растаяла весной.

— Умерла? — огорчился Монасипов.

— В Лапландию с холодильником сбежала, — буркнул купидон.

После центра окраина выглядела серой и пустынной. Не мозолили глаза рекламные щиты, мирно дымила труба цементного завода, да у старенького продмага грузчики весело разгружали ящики с водкой. На крыше магазинчика лениво чирикали воробьи, обсуждая кассиршу Ниночку и ее ссору со сторожем Евлампием.

На последнем дежурстве Евлампий вместо обычной чекушки выпил бутылку дорогущего французского коньяка и никак не мог поверить, что теперь три месяца не будет получать зарплату.

— Сослепу я, — доказывал он грузчикам, сидя у входа, — и на вкус гадость, и сны после нее гадские. С водки мне рязанские бабы снятся, а тут, ё же ты мой, Бельмон… Монбель… как его?

— Бельмондо, — гоготали грузчики.

— Во, — соглашался Евлампий, — из-за какой-то бельмонды без денег остался.

Купидон свернул к зданию родной конторы, неодобрительно глянул на покосившуюся вывеску и провел Гриню мимо дремавшего на входе вахтера.