Надо отдать ему должное – был он умен и сообразителен, много усваивал сразу, но были моменты, которые приходилось объяснять по много раз, показывая на примерах. Сказывалась отсталость и общая низкая культура, хотя Вагиф владел на приличном уровне четырьмя языками, быстро писал и читал. Как-то по ходу занятий мы коснулись арифметического счета – арабскими и римскими цифрами, Вагиф считал долго, я показал ему на бумаге, как умножать и делить столбиком. Теперь мы занимались и математикой. Мне интересно было смотреть, как быстро рос и впитывал знания этот мужчина. Ум его был как вспаханное и незасеянное поле. Через два месяца занятий я уже сносно мог говорить по-татарски, но писать не умел, алфавит был арабский. Мой ученик также преуспел во многом. Постепенно он начал советоваться со мной по своим больным – он подробно описывал симптомы, я пытался направить его в нужное русло. Дни летели за днями, постепенно теплело, и пришла весна. Воздух был напоен ароматами цветущих трав и деревьев, прилетели перелетные птицы, хотелось, ох как хотелось домой, обнять Настю, не слышать заунывных криков муэдзинов, поесть сала с прожилками мяса, выпить водочки, сходить в парную. Только человек, лишившийся всего окружающего его привычного быта, начинает ценить даже мелочи.

Вагиф как лекарь рос, круг его пациентов расширялся, росли и доходы. Но до сих пор я практически не выходил из дома, занятия проходили дома, и с пациентами я не встречался. Руки уже чесались, так хотелось поработать, учить и лечить все-таки вещи разные. Вещей в моей комнате прибавлялось – Вагиф изредка дарил подарки – то туфли из мягкой кожи без задников, то кафтан. Однажды принес нечто вроде шахмат – клетчатая доска и фигурки из слоновьих бивней. Правила почти не отличались от шахматных. В институтском общежитии студенты частенько поигрывали в шахматы, коротая время, и играл я неплохо. Из нескольких партий я выиграл все. Вагиф обидчиво надул губы:

– Я думал научить играть в индийскую игру, а ты, оказывается, сам можешь научить кого угодно. Этой игрой увлекаются при дворе самого хана, он очень сильный игрок. А ты можешь сыграть с советником визиря? Лучше его никто не играет, можно даже сделать ставки.

Я пожал плечами – попробовать можно, все ж развлечение, а вот выиграть – не знаю, насколько силен в шахматах советник. Глаза Вагифа возбужденно заблестели. Видно, он строил в отношении меня какие-то свои планы.

Через несколько дней вечером Вагиф предупредил – завтра идем во дворец к советнику, одеться в лучшие одежды. Можно подумать, у меня был выбор одежды.

С утра мы на повозке Вагифа отправились во дворец. Высокие стены и башни, везде мозаика и ажурные плетения окон. Стены и полы во множестве украшены коврами. Впечатление производило даже на меня, что говорить про местных. Вагиф завел меня в комнату, за низким столиком, на подушке, скрестив ноги, сидел советник. Был он стар и седа его борода, но не по-старчески живые глаза светились умом и достоинством. Мы низко поклонились. Мы разговаривали на татарском, я – еще не так быстро, как хотел, но уже довольно чисто, не приходилось мучительно подбирать слова. После по-восточному витиеватых приветствий Вагиф сказал:

– Вот мой раб, он хорошо играет в шахматы, ты хотел сыграть с сильным противником – вот он.

Мы сели играть. Играл старик неплохо. Но не чувствовалось школы. После трех проигранных вчистую партий советник слегка огорчился:

– А еще во что играть можешь?

– Есть ли нарды?

Вагиф и советник не поняли, тогда я объяснил. Да, закивали они, есть, только называются не так.