Изменить размер шрифта - +
Они втягивали носами пахнущий кровью и потом воздух.  
Падальщики ждали своего часа — когда жертвы бросят оружие и повалятся на землю. Когда не смогут собрать остатки сил для последнего яростного боя.
    
Энергетика порой бывает ощутимой. Смертина колбасило и распирало. Адреналин бурлил в крови, глаза горели. Алексей никогда не чувствовал себя таким  
сильным, хотя прекрасно понимал, что эти процессы — банальная химия организма, на которой долго не протянешь. Закинув на плечо руку Вика, крепко  
вцепившись в его ремень, стрингер пер как танк. Сталкер стонал, забывался. Изредка Смертин тряс его и узнавал направление. В то, что Вик осознает  
происходящее, верилось с трудом.
   Убежище Кукиша встретило запустением. Смертин едва различил в темноте здание старой автомойки на краю шоссе, на  
которое в полубреду указал Вик. Они шли напрямую, отключив детектор аномалий. Постоянный писк только раздражал. Алексею припомнилось минное поле.
    
«Не пронесет — значит, так тому и быть», — думал он на ходу, стискивая зубы от напряжения.
   Пронесло. Только Кукиша на месте не было. Там вообще  
никого не было, словно барыгу и его братков съела вместе с костями нечистая сила. Вход в прорытый и отстроенный Кукишем подвал был нараспашку.  
Внутри полнейший беспорядок. По полу были разбросаны разбитые деревянные ящики, картон, какой-то неразличимый в темноте мусор. Мебель поломана, под  
подошвами хрустело стекло. Фонарик Смертина выхватил из темноты валявшуюся в углу толстую книгу, на которой аккуратным почерком было выведено  
«Бухгалтерия». Проход в соседние комнаты завалило обрушившимися бетонными блоками. Алексей решил остаться. Идти было больше некуда.
   — Пресс,  
закури папироску.
   Алексей щелкнул трофейной зажигалкой, прикуривая сразу две:
   — Когда я снимал в Иране… Я там видел раны похуже твоих, — сам не  
понимая для чего, сказал Смертин.
   — Знаешь, почему я еще не люблю мосты? — неожиданно спросил Вик.
   — Молчи. Тебе лучше не разговаривать.
   — Нет  
уж, Пресс, я очень хочу разговаривать. Мне, может, только и осталось — поговорить на дорожку. И хрен ты меня заткнешь, — толстяка как прорвало. —  
Мне край, Пресс. Я это чую. Лежу и думаю — хреновую жизнь прожил ты, Вик. Блеклую, пустую и бессмысленную. Я, когда в Зону первый раз ногами шагнул,

 
меня предупредили, что ничем хорошим это не закончится. А я все прыгал тут, жилы рвал, от страха трясся, хотя конец был заранее известен. Просто в  
него как-то тогда не верилось. И все эти страхи, дикие усилия воли — все было глупостью.
   — Наверное.
   — Ходят байки, что до Монолита добрались  
несколько человек. Из-за этого все сюда и лезут. Не хотят упустить единственный в жизни шанс. Думают, что именно у них выгорит. Ан хренушки… Вот  
сказал бы кто-то из ученых, что ни одному человеку добраться до Монолита не по силам, — и не было бы сталкеров… Хотя нет, все равно бы поперлись  
проверить. А вдруг можно? Верно говорю, Пресс?
   — Угу.
   — Вот ты все угукаешь и угукаешь… А я никак не могу понять, чего я здесь забыл. К Монолиту  
идти дрейфил, денег с этих артефактов — курам на смех. Чего я тут забыл, Пресс?
   — Не знаю, — растерялся Смертин.
   — Зато я знаю, — прохрипел  
толстяк. — Зона, она ведь всем шанс дает.
Быстрый переход