А Мордекай продолжал говорить:

– Нас не интересует, кто именно это сделал. Нас интересует, как и почему подобное оказалось возможным. Другими словами, речь идет об ответственности за случившееся. Мы собираемся добиться такой компенсации, которая не по карману ни одному из обыкновенных уличных хулиганов.

Джойс подошла к изголовью кровати и принялась поглаживать лоб Пола.

– Кто-то должен заплатить за это, – тихо сказала она.

Между тем Мордекай перешел к глобальному освещению проблемы:

– Вы – не единственная пострадавшая сторона в этом деле, мистер Гьюбер. Отсрочка свадьбы тяжело отразилась на всех близких вам людях, прежде всего на вашей невесте.

– Все пропало, – подхватила Джойс. – И приглашения (а ведь их заказывали не в обычной типографии, а у гравера!), и цветы, и зал у Хайетта – а ты ведь знаешь, сколько он дерет.

Пол закрыл глаза. Может, это все ему снится? Может, никогда и не было никакой голой девушки, танцующей под мелодию Вэна Моррисона?

А адвокат все говорил:

– Я с трудом поверил своим ушам, когда ваш друг Ричард описал мне все обстоятельства. Это же немыслимо – подвергнуться нападению на территории синагоги!

У Пола вырвался стон.

– Не беспокойтесь, мы уже взялись за дело, – утешил его Мордекай. – Все возможное будет сделано, можете не сомневаться.

Пол снова попытался открыть рот, но Джойс прижала к его губам два пальца.

– А сейчас тебе надо отдохнуть, – шепнула она. – Мы еще зайдем попозже.

– И никому ни слова, – предостерег адвокат Мордекай. – В моем деле самый лучший клиент – это беспомощный клиент.

Тонкое острие боли пронзило предплечье Пола Гьюбера, и он открыл глаза. Хорошенькая медсестра делала ему инъекцию снотворного. Пол ощутил такую признательность к этой девушке, что готов был расцеловать ее.

Мать Эрин жила в Калифорнии вместе со своим пятым мужем. Каждые две недели она писала дочери письма (больше походившие на подробные отчеты о сделанных за это время покупках), каждый раз заканчивая их уговорами бросить эту ужасную работу и это ужасное место и переехать к ней.

Мать Эрин не одобряла танцы в обнаженном виде как род занятий. Эрин не одобряла замужество как способ обогащения. Поэтому редкий разговор между ними обходился без дискуссий. Каждый очередной отчим Эрин предлагал ей финансовую помощь, но она никогда не соглашалась принять ни цента. Это просто бесило мать. «Игра, в которую мы все играем, – говорила она, – называется „деньги“, и мы, женщины, должны быть в ней заодно».

Родной отец Эрин, также человек состоятельный, погиб в автомобильной катастрофе, когда она была еще совсем девочкой. Однажды ночью, находясь в сильном подпитии, он свалился со своим «эльдорадо» в дренажный канал. Три молодые особы, ехавшие на заднем сиденье, сумели выбраться из тонущей машины и доплыть до берега, а вот отцу Эрин это не удалось – впрочем, может быть, и к лучшему.

По дороге на кладбище мать вслух сожалела о том, что этот сукин сын не остался в живых, лишив ее возможности отомстить за его скандальные похождения не менее скандальным бракоразводным процессом. Одни ее браки завершались разводом, другие – вдовством, и с годами она приобрела и в том, и в другом солидный опыт. Отнюдь не случайно каждый следующий отчим Эрин оказывался богаче и старше своего предшественника. Повзрослев, Эрин поняла и вынуждена была принять тот факт, что мать ее по природе является неутомимой золотоискательницей, которая никогда не бывает счастлива и удовлетворена. С другой стороны, ее мужья точно знали, что они получают, и, казалось, это их вполне устраивало.