|
- Могу ли я спросить, как вас зовут? Ее губы шевелились, но никакого звука не доносилось. - Как вы сказали?.. Гортензия?.. Урсула?.. Пелажи?.. На этот раз посетители, сидящие близко от нее, сумели услышать, и один из них громко повторил. - Мадо. - Мадо! Это очень мило! Итак, мадмуазель Мадо... ибо я понял, что вы мадмуазель? Понимала ли она толком, где находится? Чисто механически она кивнула. - Вам нетрудно будет встать, чтобы каждый смог убедиться, как вы прелестны? Она поднялась рывком. - Очень хорошо! Отлично! Вот видите, вы начинаете привыкать. Не бойтесь. Остальное придет само. Сколько вам лет, Мадо? - Девятнадцать. - Девятнадцать! Это же великолепно! Пусть поднимут руки те из присутствующих, кому девятнадцать лет. Ни одного человека?.. Вы, мсье? Вы хотите сказать, семьдесят девять?.. Это не совсем то же самое... Видите, Мадо, вы уже единственная в своем роде... Есть ли у вас жених? - Нет. - Громче! - Нет! - Тем хуже для него, и тем лучше для других. Подойдите поближе, Мадо... Не будьте такой пугливой... Вы только что видели выступления наших очаровательных артисток, а вы нам сейчас докажете, что не нужно ждать много лет, чтобы добиться успеха... Несмотря на бойкость речи и насмешливо-иронический тон, он внимательно следил за тем, как реагирует девушка, и, вовремя почувствовав, что ее охватывает паника, сразу же дал знак оркестру. И тогда приглушенный музыкальный фон сменился грохотом большого барабана. Дирижер продолжал говорить с настойчивостью гипнотизера: - Сделайте два шага вперед, Мадо! Два шага... Я сказал: два шага... Но нет, вы вполне можете!.. Вот видите... Очень хорошо... Дамы и господа! А сейчас мадмуазель Мадо исполнит для вас свой первый в жизни номер стриптиза. Теперь он стал управлять оркестром двумя руками, добиваясь от музыкантов ритмически навязчивой мелодии. Одновременно прожектор красным светом создавал вокруг Мадо волнующий ореол. Не сводя глаз с Джианини, новенькая робко дотронулась было до своих плеч, чтобы опустить вниз платье, но ее белые руки бессильно повисли вдоль тела. Он улыбался ей, стараясь подбодрить, заставлял музыкантов ускорить ритм с таким видом, будто лепит прямо в воздухе какие-то странные фигуры. Вдруг Мадо метнула испуганный взгляд в сторону входа, где сквозь дым, висевший в зале, разглядела лицо хозяина, который не сводил с нее глаз. Создавалась тягостная атмосфера, и некоторые из зрителей уже готовы были выкрикнуть: - Довольно! Хватит. Селита, как и все остальные, застыла в тревожном ожидании чего-то нехорошего, постыдного. Разве не было у всех ощущения, что они присутствуют при какой-то жестокой игре? Наконец решившись, девушка зацепила пальцами бретельки черного платья и раздвинула их, обнажая поблескивающую округлость плеч, впадины перед ключицами, по-детски тонкие, бледные руки. Тело оставалось неподвижным, пока платье медленно скользило вниз и, преодолев преграду бедер, вдруг упало к ногам. Кто-то в углу зааплодировал. На него зашикали. Может быть, музыка, напоминающая какое-то негритянское заклинание, создавала особо нервное напряжение, ибо никто не произносил ни слова, не прикасался к стакану. |
