Почему отъевшийся огромный свинопотам, до того скучающе тёршийся своим боком о доски загона, завидев нас, забыл о своём добром нраве? Он злобно зафыркал. Трубно заревел. Чуть ли не встал на дыбы. Мощным движением проломил преграду.

И вот теперь, призывно трубя хоботом, на нас неслись полтонны сала, мяса и копыт!

Я успевал уйти в сторону. В Абдулкариме я тоже был уверен. А вот Жизнеслав явно растерялся. И жить ему оставалось недолго.

Все вокруг меня двигалось будто в замедленном кино. В голове пронеслось множество расчётов – я прыгаю и сбиваю с ног депутата. Или я отталкиваю его в сторону. Или бью свинопотаму по хоботу… Но ничего не получалось! Жизнеславу суждено было погибнуть под копытами. В лучшем случае, угодить в реанимацию. Хотя по яростному вою животного можно было догадаться, что оно не ограничится втаптыванием противника в землю, а ещё и добавит своими острыми бивнями.

Надо сбить с траектории взбесившегося свинопотама! Но как?!

В экстремальных ситуациях человек способен на сверхусилия для спасения себя или другого человека. Я собрал всю силу в кулак. И сделал единственное, что могло помочь – как рапирой ударил ментальным импульсом прямо в толстый череп животного.

На совсем тупых существ ментальные импульсы действуют слабо. Но свинопотам – умная животина.

Я продолжал смотреть замедленное кино. Вот свинопотам выставил перед собой копыта. Вот начал тормозить ими об асфальт. Вот его занесло, и он завалился на бок, трубя уже как-то жалобно и с обидой…

Всё закончилось. Мы остались стоять на своих ногах. А свинопотам лежал на боку. Но недолго. Вот он встал. Недоумённо потряс головой. Подошёл к застывшему и потерявшему способность двигаться Жизнеславу. Обнюхал его, выставив перед собой хобот. Удовлетворённо хрюкнул. И неторопливо отправился обратно в загон.

Колоритные патриоты Великого Сбродища были одеты в национальные костюмы, с традиционными причёсками – большая часть головы обрита наголо, оставшиеся длинные волосы сплетены в две  косички, перетянутые бантом. Почёсывая затылки, они открыли неторопливый диспут.

– О, смотри, как животина расстроилась!

– Ничего. Успокоился! Признал своих!

– Наоборот, шмуркаля почуял!

– Розовощёкие. Наверное, точно шмуркали!

Наконец, на нас обратили пристальное внимание.

– А один даже капюшон надвинул, – пузатый голубой селянин ткнул пальцем в сторону Жизнеслава, который предпочитал появляться в местах скопления народа с надвинутым капюшоном. Вообще, капюшоны тут в последнее время вошли в моду, в основном из-за того, что давали широким слоям населения возможность грабить друг друга без опасения, что тебя опознают.

– А вот взять их и проверить! – нарушил визгливым криком степенную атмосферу диспута худосочный истинный патриот.

– Да ладно, – миролюбиво возразил пузатый. – Ты вон каждый день кого-то проверяешь, а потом люди жалуются, что часы и телефоны пропадают. Ордынца уже проверил однажды, так нам сало перестали завозить.

– Да пускай посмотрят на места наших побед, – послышалось в толпе. – Пускай завидуют.

– Может, поумнеют.

Обстановка разрядилась. Закончилось всё тем, что профессиональные патриоты с хохотом и шутками-прибаутками разбрелись по площади, высматривая, где и с кого можно урвать какой-нибудь кусочек.

На площади появилась толпа детей лет девяти-десяти в сопровождении строгой учительницы. Это школьники в учебное время пришли почтить погибших героев Великого Сбродища.

Худосочный патриот, тот самый, что предлагал нас проверить со всей строгостью, взялся провести школьникам экскурсию по местам былой славы. Вещал он вдохновенно и самозабвенно, но в то же время его глаза плотоядно шарили по оголённым детским коленкам.