99 Кроме того, и с теоретических позиций у ребенка должно присутствовать определенное напряжение противоположностей – в противном случае не могло бы быть и речи об энергии, поскольку, как сказал еще Гераклит, «война – отец всех вещей». Как я уже отметил, этот конфликт может быть понят как противоборство между глубоко примитивной природой новорожденного младенца и его высоко дифференцированным наследием. Характерным признаком естественного человека является его абсолютная инстинктивность, обусловленная тем, что его существование полностью находится во власти инстинктов. Наследие, противящееся такому состоянию, состоит из мнемонических вложений, накапливающихся в результате всего опыта его предков. Многие склонны воспринимать эту гипотезу скептически, полагая, что имеются в виду «врожденные идеи». Несомненно, это не так. Скорее, перед нами проблема врожденных возможностей идей, «тропинок», постепенно возникающих благодаря кумулятивному опыту наших предков. Отрицать наследование подобных тропинок было бы равносильно отрицанию наследства, заключенного в мозге. Чтобы быть последовательными, таким скептикам следовало бы утверждать, что ребенок рождается с мозгом обезьяны. Но так как он рождается с человеческим мозгом, значит, он унаследовал его от своих предков. Естественно, само функционирование мозга остается глубоко бессознательным для ребенка. Сначала он сознает только инстинкты и то, что противостоит этим инстинктам, а именно – своих родителей. По этой причине ребенок не имеет представления о том, что стоящее на его пути, возможно, находится внутри него самого. Справедливо или нет, оно проецируется на конкретных родителей. Эта инфантильная предубежденность настолько живуча, что нам, врачам, нередко с огромным трудом удается убедить своих пациентов в том, что злобный отец, который ничего не позволял им, находится скорее внутри, нежели вовне их самих. Все, что исходит из бессознательного, появляется спроецированным на других. И дело не в том, что эти другие совершенно не виноваты, а в том, что даже наихудшая проекция, по крайней мере, «вешается на крючок», возможно, совершенно незначительный, но все же – крючок, предоставляемый другим лицом.

100 Хотя наше наследство состоит из физиологических проводящих путей, оно, тем не менее, некогда представляло собой психические процессы наших предков, оставившие свой отпечаток. Если они снова осознаются индивидом, то это может произойти только в форме новых психических процессов; и хотя эти процессы могут стать осознанными только благодаря индивидуальному опыту и, следовательно, возникают как индивидуальное приобретение, они, тем не менее, остаются предсуществуюшими тропами, которые лишь заполняются индивидуальным опытом. Вероятно, любой «впечатляющий» опыт – лишь такой прорыв в старое, доселе бессознательное русло.

101 Эти предсуществующие тропы суть факты, от которых никуда не уйти, столь же неоспоримые, как исторический факт того, что человек проделал путь от своей первобытной пещеры до современного большого города. Это развитие стало возможным только благодаря образованию общества, которое, в свою очередь, обязано своим возникновением обузданию инстинкта. Обуздание инстинкта с помощью психических и духовных процессов осуществляется с одинаковой силой и одинаковыми результатами как в отдельном человеке, так и в истории человечества. По своему содержанию это устанавливающий нормы, или, выражаясь точнее, «номотетический»⁶⁶, процесс, черпающий свою силу из бессознательной реальности вышеупомянутых унаследованных троп. Собственно, сам разум как деятельное начало в этом наследии состоит из суммы умов наших предков, «невидимых отцов»⁶⁷, чей авторитет заново рождается вместе с ребенком.

102 Философское понятие ума как «духа» в качестве самостоятельного термина все еще не в силах освободиться от сковывающего его отождествления с другой коннотацией духа, а именно духа как «призрака» («ghost»).