— Но зачем ему это надо⁈ — воскликнул я.

Я счел нужным так спросить, хотя, конечно, своя версия уже сложилась. И собеседница тотчас же ее подтвердила — она вообще была человек неглупый, я успел заметить. И эта психологическая загадка ее порядком занимала. Впрочем, разгадка здесь — не премудрость царя Соломона…

— Ну как зачем! — уверенно заявила Лариса. — Понятно, зачем.

Для Беззубцева это была такая же отдушина, как для нее самой вот этот разговор со мной. Обращаясь в срамное нечто, он разряжался, сбрасывал с себя житейский груз — не прямо в таких словах сказала Лариса, но именно так я распутал ее толковую, но все же хмельную путаную речь. Она между прочим взяла бутылку, вроде бы хотела налить, передумала, поставила рядом.

— Ты знаешь, — вдохновилась она, — он как-то говорил мне, что был в командировке в Будапеште, на какой-то конференции…

Я вмиг сделал внутреннюю стойку. Письмо из Венгрии! Я же помню, с каким нетерпением он его ждал!

— … не знаю я, что там за конференция, но как-то он проговорился. Случайно. Больше ни разу не обмолвился, и я не вспоминала. Но запомнила.

По этой обмолвке Беззубцев там, в Будапеште, посетил особое место — глубоко закрытый клуб для садомазохистов. Как говорят сейчас — поклонников БДСМ. Каким образом он проник в это заведение?.. — тайна всех тайн, но сомнений в правдивости рассказа никаких.

Душевное потрясение от того визита осталось навсегда, хотя, конечно, профессор надежно хранил его за респектабельным фасадом. Но однажды проболтался Ларисе в миг сильнейшего отходняка. После разрядки. Когда возвращался из состояния раздавленного слизняка обратно в человека. Где-то на полпути. Наверняка потом жалел об этом, но никогда не возвращался, даже Будапешт ни разу не упомянул. И умная Лариса прикинула на данную тему тоже воды в рот набрать.

Мысль моя бодро, упруго побежала… Но я осадил ее. Потом! А сейчас в самый раз зайти с другого фланга

— Хорошо… — проговорил я философским тоном, чувствуя подмогу коньяка. — Но вот ты никому о том не говорила, а мне вдруг сказала. Почему так? Отдушина, да. Понятно. Но почему отдушина именно я? Не кто-то другой?

Я понимал, что загоняю Ларису на развилку. Отвечать сложно, несмотря на возникшую откровенность. Вернее, говорить правду.

Но она, видать, решила: напролом, так напролом. Как ледокол.

— Знаешь… тут много чего можно крутить, юлить, и даже не соврать. Какая-то правда в этом будет. Но не вся. То есть, не главная.

— Ну так давайте главную! — я невольно сказал на «вы».

— Главная, Василий, в том, что меня тянет к тебе.

Она это выговорила твердо, не отводя глаз.

— Сразу. Надеюсь, не надо объяснять, как?..

— Не надо. Но можно.

— Как женщину к мужчине. Можно сказать — как бабу к мужику. Как в первый раз увидела тебя. Это не объяснить, это что-то типа живого электричества. Вот оно есть, и все. А остальное неважно совсем. Возраст, внешность… Тебе семнадцать, а кому-то, может, шестьдесят. Может, лысый там какой-то. Неважно. Искра, молния — и все. Я не знаю, бывает ли это у других. У меня — да.

— И раньше было?

— Конечно, — спокойно сказала она. — Еще по рюмке?

— Наливай.

Чтобы взять бутылку, мне пришлось привстать, перегнуться через стол, взглянуть в вырез платья…

Вот здесь — убей, не знаю, как время перевернулось, дернулось, пропало на миг, как свет от перепада электричества — да только мы уже в объятиях друг друга и в горячем поцелуе, и все разумные мысли прочь, лишь грубая, свирепая страсть, ее темное пламя.