После неловкой паузы та, что была настроена ко мне дружелюбнее остальных, почти в точности повторила слова маленькой ассистентки.

– Орчиз, дорогая, постарайся взять себя в руки, зачем Маме – читать? Или писать?

Разве от этого она станет рожать лучших детей!?

– Но ведь кроме детей есть и другие вещи в жизни, – ответила я.

Молния, внезапно разорвавшаяся в комнате, не произвела бы большего эффекта. Никто из них не мог произнести ни слова, даже Хэйзел онемела от изумления.

Да что же это господи! не выдержала я. – Что это за бред!… Орчиз… Мама Орчиз… Что за галиматья! Где я?! В сумасшедшем доме?

Я дала волю своей злости дважды повторила, что никакая я не Мама, а потом к своему стыду разревелась.

Они смотрели на меня с жалостью и участием. Лишь Хэйзел, победно оглядев всех, сказала:

– Говорила я, что с ней что‑то неладно? Она просто рехнулась вот и все!

Та, которая с самого начала вела себя дружелюбно, мягко обратилась ко мне:

– Послушай, Орчиз, подумай сама, кем еще ты можешь быть, если не Мамой? Ты самая настоящая Мама, Первого класса Мама, уже трижды рожавшая. У тебя двенадцать зарегистрированных малюток Первого разряда. Уж, во всяком случае, этого ты не могла забыть!

Странно, но ее слова опять вызвали у меня слезы – я почувствовала, как что‑то пытается проявиться в зияющей пустоте моего сознания. Я не понимала, что это, но оно явно заставляло меня сейчас страдать.

Господи!… – простонала я. – Это же жестоко. Почему это не прекращается? Почему оно не уйдет и не оставит меня в покое? Тут какое то какое‑то… издевательство, какая то страшная насмешка… Только я не понимаю, что со мной случилось? Я же не Сумасшедшая… Нет… Ну, помогите же мне кто‑нибудь!

Я изо всех сил зажмурилась, страстно желая, чтобы вся эта кошмарная галлюцинация кончилась. Но ничего не изменилось. Когда я резко распахнула глаза все они по‑прежнему глазели на меня в тупом изумлении на своих молоденьких мордашках, торчащих из розового сатина.

– Что бы там ни было, я отсюда выберусь! – произнесла я вслух и напряглась.

Мне потребовались все мои силы, чтобы просто сесть на постели. Не обращая внимания на глазеющих Мам, я попыталась спустить ноги с кровати. Господи, какое кошмарное видение сон. Я услышала свой собственный голос: «Помоги же мне, родной… Дональд, милый, пожалуйста, помоги мне!…» И неожиданно с произнесенным вслух словом «Дональд» в голове у меня произошел щелчок, и мозг как бы осветился изнутри. Неожиданно я поняла, в чем именно заключалась жестокость этого кошмара. Я поглядела на своих соседок по палате – они по‑прежнему глазели на меня в немом изумлении близком к ужасу. Я оставила никчемные попытки подняться и, откинувшись на подушки, сказала.

– Больше вы не сможете дурачить меня. Теперь я хотя бы знаю, кто я.

– Но Мама Орчиз, начала одна.

– Хватит! – резко прервала я ее. Острая жалость к себе сменилась горечью и обидой. – Никакая я не мать. Мне просто не повезло! У меня был муж очень недолго и я… я хотела чтобы у меня были дети от него – хотела и только!

Последовала пауза довольно странная пауза. Я ждала каких‑то перешептываний, реплик, но, казалось, меня просто не услышали… или не поняли. Наконец та, что лежала на соседней койке решилась.

– Что такое муж? – спросила она мягко с легким недоумением.

Я пристально вгляделась в лицо каждой: ни на одном не было намека на насмешку, не было ничего, кроме удивленного детского недоумения.