Все в палате на мгновение застыли, но пауза была короткой: карлицы вновь принялись за работу. Я оттолкнула и вторую массажистку, процедив сквозь зубы:
– Держись от меня подальше!
Они остановились, глядя друг на друга непонимающими, тоскливыми и испуганными глазами. К нам приблизилась «командирша» – с розовым крестом на груди.
– Что случилось, Мама Орчиз? – спросила она.
Я сказала, что мне больно. Лицо ее выражало удивление.
– Все верно. Так и должно быть. Это нужно.
– Может, и так, но мне это не нужно, – твердо ответила я, – и больше они со мной этого делать не будут.
– Орчиз свихнулась! – раздался голос Хэйзел. – Она тут рассказывала нам отвратительные гадости!… Она явно помешанная!
Маленькая женщина посмотрела на нее, а потом на всех остальных: кто‑то утвердительно кивнул, другие отводили глаза, но на всех лицах было какое‑то отвращение. Тогда она посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом.
– Вы, двое, ступайте с докладом, – обратилась она к маленьким массажисткам, и, когда те, плача, вышли из комнаты, вновь окинула меня долгим и внимательным взглядом.
Через несколько минут все остальные массажистки закончили работу и ушли, нас опять было шестеро. Молчание прервала Хэйзел.
– Поганая выходка, – бросила она. – Мальки делали то, что им положено, и только.
– Может, им это и положено, но мне это не нравится, – сказала я.
– И поэтому бедняжек теперь должны избить. Но я думаю, тут опять сработает «потеря памяти» – ты ведь просто забыла, что обслугу, если она расстроит чем‑то Маму, бьют? – с едкой иронией осведомилась Хэйзел.
– Бьют? – с трудом выговорила я.
– Бьют! – передразнивая мой сдавленный голос, ответила она. – Но ведь тебе‑то все равно, что с ними делают. Уж не знаю, что с тобой случилось, но как бы там ни было. Я тебя всегда недолюбливала Орчиз, хотя остальные считали, что я не права. Ну, уж теперь‑то мы все убедились!…
Никто не возразил, и я поняла, что все в душе согласны с ней. Это было тяжелое чувство, но, к счастью, меня отвлекли от него распахнувшиеся двери.
В палату вошла старшая ассистентка с шестью карлицами, но на этот раз с ними была властная красивая женщина лет тридцати, при виде которой я испытала невольное облегчение она не была ни амазонкой ни карлицей ни громадиной – на фоне остальных, правда, она выглядела чересчур высокой, но на самом деле – нормальная молодая женщина с приятными чертами лица, коротко остриженными каштановыми волосами в черной юбке, видневшейся из‑под белого халата. Старшей ассистентке приходилось почти бежать чтобы поспевать за женщиной – она забавно семенила рядом бормоча: «Только что из Центра, Доктор».
Женщина остановилась возле моей койки, карлицы сгрудились за ее спиной, неодобрительно посматривая на меня. Она всунула мне в рот термометр и пощупала Пульс. Потом деловито осведомилась:
– Головная боль? Боли? Если есть, где?
Она внимательно оглядела меня. Я тоже не сводила с нее глаз.
– Тогда почему… – начала было она.
– Она свихнулась! – раздался голос Хэйзел. – Она говорит, что потеряла память и не знает нас.
– Она говорила об ужасных отвратительных вещах! – добавила ее соседка.
– У нее бред! – опять послышался голос Хэйзел. – Она думает, что умеет читать и писать.
При этих словах женщина улыбнулась.
– Это правда? – спросила она.
– Но почему бы мне не… впрочем, это ведь легко проверить. |