— Я тоже, — сразу отказался Тимофей. — То, что я знаю, не позволяет проводить такие тонкие манипуляции. Возможно, пока.

Ефремов как будто сразу постарел, поник, уперся взглядом в паркет на полу, потом перевел взгляд на Невеса.

— А этот ваш волхв, он же знает больше, если учил Илью Владимировича? Он же практически святой старец?

— Это нужно спрашивать у него, — ответил я. — А как в таком случае с разглашением?

— Не говори, кто пациент. Только если окажется, что может, тогда…

Разговор с Невесом выдался весьма занятным, потому что он долго не мог понять, в чем суть дела: я не знал нужных слов на том языке, чтобы ему объяснить. В дело включился Илья Владимирович, который начал рисовать схемы, стрелочками переводя все в большую детализацию. Профессионалы друг друга поняли даже без слов. Невес сообразил и просиял:

— Да, исправить можно, если срок беременности небольшой. Мне нужны будут помощники и накопители, потому что своими силами я сейчас не потяну. Ну и сначала обследовать нужно будущую мать — возможно диагноз вообще ошибочен.

Когда я перевел Ефремову, тот просиял тоже и тут же позвонил императрице, договариваться, что вдову Александра посмотрит настоящий святой старец из волхвов.

Интерлюдия 10

Тихон Сысоев злился, вынужденно подъезжая к поместью Мальцевых на такси, на которое ушли все его последние деньги. Эти сволочи отказывались бесплатно везти одного из представителей великих кланов страны, а папахен так и вовсе запретил ему пользоваться автопарком семьи. Как будто все это не перейдет к Тихону чуть позже. Нет, положительно, вокруг наблюдались одни сволочи. Но ничего, Тихон знал, как все это повернуть в свою пользу.

За ворота такси не пустили, и Тихону пришлось идти к особняку ножками. Еще одно унижение. Тихон зло ухмыльнулся. Ну ничего, как только он дойдет до этого старого паука Мальцева, унижаться будет уже кто-то другой. Что, сволочи, думали, использовали и выбросили? Не дождетесь. Тихон смачно плюнул на газон, пожалев, что не смог собрать достаточно много слюны, чтобы она оказалась заметной на безупречной зелени. Но свое отношение он выразил. И к хозяевам дома, и к их мерзкому газону, и к отвратительно теплому сентябрьскому дню.

Дворецкий дверь открыл и даже поклонился, но недостаточно низко, чтобы нельзя было понять — гостя он не уважает. Тихон задумался, не дать ли в рожу дворецкому, чтобы поучить чужую прислугу вежливости, но увидел Диану, которая с деловитым видом спускалась по лестнице. Что характерно, Тихона она тоже не заметила или не соизволила заметить. Пришлось обратить на себя внимание.

— Привет, Дианка!

— Сысоев? Что ты тут делаешь? — пренебрежительно бросила она.

— Дело у меня к Игнату Мефодьевичу.

— У тебя — и вдруг дело к моему деду? Не смеши, — поморщилась она. — Не мешал бы ты занятым людям, Сысоев. Мы наркотой не торгуем, поэтому дел с нами ты никаких иметь не можешь.

— Посмотрим, что скажешь через полчаса.

Тихон облизал пересохшие губы, из которых рвались куда более грубые слова. Но выяснять отношения при слугах? Мамахен, конечно, тупая курица, но в чем-то она бывает права. Например, в том, что разборки высших не должны касаться челяди и не давать им тем для болтовни.

— Наивный. Думаешь, для тебя что-то изменится после разговора с дедом? Да ты идиот, Сысоев, — безапелляционно бросила Диана. — Не лез бы ты сейчас к нам, придурок. У нас в семье траур, если ты вдруг находишься в информационном вакууме.

— Я-то и уйти могу, Дианка, — зло сузил Тихон глаза, — но вам от этого будет только хуже. Потому что, если я разозлюсь, от Мальцевых не останется камня на камне.