Даже в этом у него сходство с Искандером Хараппой, ведь тот тоже изрядно потерял в весе, но по другой причине. Вот в причинах-то они и разнились. Итак, под чарами огнепоклонницы-няньки Омар наконец «усох» до обычных человеческих размеров.
— Конечно, до героя фильма мне далеко, — делился он с зеркалом, — но и на героя мультфильма я уже не похож.
Омар-Хайам и Шахбану. Наш окраинный герой и девушка, тенью следовавшая за ним. В итоге его собственная тень изрядно сократилась.
А как там Суфия Зинобия?
…крепко закрывает глаза, давит на них пальцами, надеясь заснуть, но сон не идет. Чувствует на своем лице колючий взгляд Шахбану. Айя лежит на циновке, тоже не спит, следит за хозяйкой. Но вот Суфия Зинобия сдается, опускает руки, расслабляет тело — не спится так хоть спокойно полежать. Странно, стоит ей притвориться, что спит, и все вокруг довольны. Сейчас она изображает сон по привычке, у нее богатый опыт: вот уже дышит редко и ровно, вот в точно угаданный момент поворачивается, вот под опущенными веками забегали глаза — значит, ей будто бы снятся сны. Она слышит, как тихо поднимается с циновки Шахбану, выскальзывает из комнаты, крадется по коридору, стучит. Бессонница обостряет слух. Скрипят кроватные пружины, страстно вздыхает и покряхтывает он, скупо постанывает она. В омаровой спальне происходит то, чем люди занимаются по ночам. Мать рассказывала об океане и рыбе. Перед глазами Суфии волнами накатывает огнепоклонница-нянька, вот она заполняет всю комнату. Шахбану — океан, соленый, необъятный. Рядом — Омар, вот у него вырастают плавники, жабры, он покрывается чешуей и плывет в океан. Интересно, а как все потом, когда опять каждый в себя превращается — куда они всю воду девают и всю морскую живность, где сами сушатся?
Однажды утром она забралась в мужнину спальню — он уехал в больницу, а Шахбану отправилась с прачкой считать грязное белье. Суфия ощупала простыни на постели, но обнаружила лишь сырые пятна. А ведь океан должен оставить и иные следы. Она облазила по полу всю комнату в поисках морских звезд, водорослей, но ничего не нашла. Вот загадка!
Ей нравится, когда хоть изредка ее оставляют одну и можно наиграться своими мыслями и видениями, точно любимыми игрушками. На людях она не решается играть — вдруг отберут игрушки или сломают. Взрослые повсюду такие грубые, они вроде бы нечаянно, а ломают. У нее игрушки все тонкие, хрупкие. Одна из самых любимых мыслей-игрушек — память о том, как отец брал ее на руки. Обнимал, улыбался, плакал радостными слезами. И что-то говорил, говорил — слов она не понимала, но слушать приятно. Снова и снова смакует она это воспоминание — так малыш перед сном готов шесть раз подряд слушать одну и ту же сказку. С настоящими игрушками так не поиграешь. Иные случаи не повторяются, их нужно сразу же, спервоначалу ухватить и упрятать в потайной уголок памяти. А иные— даже и не случаи, а, скорее, желания. Например, лишь в воображении Суфии живет такая картинка: она вместе с мамой прыгает через скакалку. Билькис крутит все быстрее, и вот уже мать и дочь слились воедино в веревочном круге. Ох, как устает Суфия Зинобия, думая о скакалке. Точнее, утомляют не прыжки, а напрягшееся воображение: нелегко измыслить то, чего не было и в помине. Почему же в придумки играть труднее, чем в воспоминания? Почему их так трудно повторять?
Чуть не каждый день к ней приходит учительница, и Суфие это нравится. Учительница всегда приносит новое, Суфия запоминает и откладывает кое-что в памяти. Вот новая игрушка, она круглая и вертится, называется — «мир», постучишь по нему — похоже, пустой. А еще он бывает распялен на книжных страницах. Суфия знает, что на самом деле мир куда больше, чем его рисуют, но рисунки все равно плохие — ни на одном она не нашла себя. А ведь с увеличительным стеклом искала! Нет, у нее в голове мир куда лучше — там она увидит всякого, кого только захочет: Омара, Шахбану, Билькис, Резу. |