Павел Амнуэль, Роман Леонидов. Суд
Серебряный полумесяц — небесная ладья Озириса — заходил за горизонт. Минхотеп, лежавший на тростниковой циновке, протянул руку, пытаясь поймать ладонью блестящий рог луны. Полумесяц ускользал, он возникал то слева, то справа от ладони. Тогда Минхотеп понял, что у него дрожат руки. Старость… Она подбиралась незаметно, и Минхотеп думал, что ее приход вообще минует его. Он любил удивлять учеников и раньше за несколько дней высекал на граните прекрасное надгробие. Кончилось. Шестьдесят пять лет — предел для скульптора. Великий Раоми, создатель пирамиды Хуфу, прожил меньше. Что ж, Минхотепу есть чем гордиться. Может быть, и его спустя много лет назовут великим создателем храма Хафры. Назовут ли? Его, Минхотепа, судьба похожа на судьбу фараона Джедефре: его так же быстро забудут. Уже забыли. Даже здесь, на копях Каграта, в северной части Синайских владений, скульптора знают немногие. А ведь он прожил в нем больше тридцати лет. Каграт был хуже темницы, но имел по сравнению с ней одно преимущество: здесь Минхотеп мог спокойно работать… Луна зашла. В осязаемо густом мраке звезды висели над головой, словно светляки. Минхотеп встал, подошел к краю плоской кровли одноэтажного дома, на которой проводил недолгие летние ночи. Селение спало, но в южной его части заметно было какое-то движение. Послышался цокот копыт, и два всадника проскакали мимо. Первый размахивал факелом, и скульптор успел увидеть на голове второго убор из страусовых перьев. Посланец фараона! Несомненно, что-то важное. Минхотеп побрел к своему ложу. Его не интересовали новости, исходившие от великого, милостивого, всеведущего, проклятого богами Хафры. На лестнице послышался топот ног. На крышу поднялись ученики Минхотепа — Хатор и Сетеб. Голос Сетеба прерывался от сдерживаемых рыданий: — Великий Дом умер! Минхотеп равнодушно смотрел на юношей. Так вот какую весть принес гонец: фараон умер, и прах его посвящен Анубису. А разве это не означает, что он, Минхотеп, изгнанный волей Царя царей в глухую провинцию, вновь обрел свободу? Хатор скорбным голосом начал рассказ. — В этом году Яро разлился широко. По этому случаю в Сильсилэ отправился торжественный кортеж фараона. Великий Дом согласно обычаю предков должен был принести жертву Птаху. Но плодородный Яро нес не только жирный ил, в его водах плавали раздувшиеся трупы животных, дохлая рыба, ядовитые водоросли. Наутро после жертвоприношения у фараона начался сильный жар. Лекари и жрецы пытались исцелить тяжкий недуг. Но три ночи спустя царь Верхнего и Нижнего Кемта, Хафра, рожденный небом, порождение Сэба, бога земли, ушел в страну Озириса, повергнув в печаль свой осиротевший народ. Хатор умолк. Сетеб бессвязно бормотал молитву. Решение пришло неожиданно, и Минхотеп поднялся во весь рост. Голос его звучал спокойно, даже торжественно: — Хапи взывает к справедливости. Я иду в столицу. Нужно исполнить священный обычай предков, перед которым равны боги и смертные. Редко кто шел в Меннефер через горы на юго-запад от Синайской пустыни. Поход через пески опасен, но такая опасность привычна для жителя Кемта. Солнце и жажда — с этим каждый учится бороться с детства. В Магхаре к ним прибавлялась третья трудность — горы. Ученики не осмелились возражать, а Минхотеп не объяснил им причину своего решения. Он был в Магхаре несколько раз, правда, давно, в молодости, когда следил за обработкой известняковых плит, предназначавшихся для гигантской статуи Гора. Вышли они с рассветом, но к полудню Минхотеп устал и уже едва передвигал ноги. Скульптор шел и с привычным отвращением вспоминал слова из заветов отца сыну, слова, которые он, как и все, заучил наизусть еще шестилетним ребенком: «Смотри, это фараон! Пока мы утром спим еще, он уже бодрствует и заботится о нас. Пока мы предаемся удовольствиям, он сидит за работой, за работой для нас. |
