|
Если бы вы не взяли с меня обещания, что эта бронза останется у вас, она, конечно, не вернулась бы в ваш карман. Да и теперь, в интересах публики, не вернете ли вы мне моего обещания? – О нет! – печально вырвалось у Смита. – Вам, быть может, неизвестно, что это – подлинник найденного Мариеттом портрета неведомой царицы, личность которой мы таким образом можем установить? – Я знаю. Я сам вышлю вам копию вместе с фотографиями. И обещаю, кроме того, оставить оригинал музею после моей смерти. Директор, осторожно держа в руках головку и поднеся ее к свету, прочел надпись: – «Ma Ми, великая Царица. Возлюбленная…» Чья же возлюбленная? Сейчас, во всяком случае, Смита. Возьмите ее, сударь, и спрячьте поскорее, не то, чего доброго, к нашей коллекции прибавится еще одна мумия – современного происхождения… И ради Бога, когда будете писать завещание, оставьте ее не Британскому музею, а нашему, Каирскому, так как это ведь египетская царица… Кстати, мне говорили, что у вас слабые легкие. Как ваше здоровье? У нас тут в эту пору года дуют холодные ветры. – Здоровье хорошо. – Вот это чудесно. Ну, надеюсь, больше вам нечего показать мне? – Нечего, кроме руки мумии, найденной мной в той же корзине, что и драгоценности. Вот два кольца, снятые с нее. По всей вероятности, рука была оторвана, чтобы добраться вот до этого браслета. Я думаю, вы не будете иметь ничего против того, чтоб я оставил у себя и эту руку? – Руку «возлюбленной Смита»? Нет, конечно, хотя я лично предпочел бы возлюбленную помоложе. Но все таки, может быть, вы дадите мне на нее взглянуть? Вот почему у вас так оттопырился карман. А я думал – там книги. Смит вынул футляр – в нем была рука, завернутая в бумагу. – Хорошенькая ручка, холеная. Без сомнения, Ma Ми была действительно наследницей престола, а фараон, супруг ее – полукровкой, сыном одной из наложниц… Оттого то ее и называют «Царственной сестрой»… Странно, что имя этого фараона ни разу не упоминается в надписях. Должно быть, не очень то они ладили между собою… Вы говорите про вот эти кольца? Он надел оба кольца на мертвые пальчики, потом снял одно, с королевской печатью, и прочел надпись на другом: «Бос Анк. Анк Бос». – А ваша Ma Ми была не чужда тщеславия. Вы знаете, Бос – бог красоты и женских украшений. Она носила это кольцо, чтобы всегда оставаться красивой, чтобы ее платья всегда были ей к лицу и чтобы румяна не расплавлялись от жары, когда она плясала перед богами. По моему, даже жаль лишать Ma Ми ее любимого кольца. С нас довольно и одного, с печатью. С легким поклоном он возвратил руку Смиту, оставив на ней колечко, которое Ma Ми носила более трех тысяч лет. По крайней мере, Смит был уверен, что на руке кольцо Боса, он даже не взглянул на него, чтобы убедиться в этом. Затем они простились. Смит обещал зайти на другой день, но по причинам, которые мы узнаем впоследствии, не выполнил своего обещания. «Хитрый какой! – подумал директор, когда Смит ушел. – Как торопится! Боится, как бы я не передумал. Выпросил таки себе бронзовую головку. А ведь она стоит тысячу фунтов, по крайней мере. Но не думаю, чтобы его интересовали деньги. По моему, он влюбился в эту Ma Ми и хочет иметь ее портрет. Чудаки эти англичане… А все таки честный. Другой бы оставил у себя и драгоценности. Откуда я бы мог узнать? Ах, что за прелесть! Вот так находка! Да здравствует чудак Смит!» Он собрал драгоценности, найденные Смитом, сложил их в несгораемый шкаф, запер его двойным замком и, так как было уже около пяти часов, уехал к себе на дачу, чтобы на досуге разглядеть фотографии копий, полученные от Смита, и, кстати, похвастаться перед друзьями редкой находкой. Выйдя из кабинета заведующего, Смит вручил почтенному стражу бакшиш в пять пиастров, повернул направо и остановился посмотреть на рабочих, тащивших огромный саркофаг на импровизированной платформе под звуки однообразной и ритмической песни, каждая строфа которой заканчивалась призывом к Аллаху. |
