Папа Джо мельком взглянул на своего помощника Кларка, тот сиял от удовольствия, и вся его счастливая физиономия как бы говорила: «Я же вам рассказывал. Ну, вот — теперь вы видите сами. Летим — и никакого шума. И никто нас не видит. И никакие радары нас не обнаружат. Я вам обо всём этом говорил».

Папа повернулся к Драгане:

— Фантастика! Мне кажется, я всё это вижу во сне. Уж нет ли тут действия ваших лучей? Не мог же я наяву увидеть такие чудеса.

— Никакой фантастики. Мы сейчас летим над Нью-Йорком.

Она нажала кнопочку на пульте, и пассажирам открылись иллюминаторы. Совсем рядом проплыла статуя Свободы.

— Куда мы летим? — спросил Папа Джо.

— В Пентагон. Там через десять минут начнётся совещание военного комитета.

Владыка посмотрел на часы.

— Да, я знаю. Но подобные совещания у нас держатся в секрете.

— Для Василия нет секретов. Он дух и проникает всюду. Хотите посмотреть, как работают ваши подчинённые?

— Посмотрел бы с удовольствием, но с одним условием: нас они не должны видеть.

— Это пожалуйста. Мы уподобимся тому любопытному, который подглядывает в замочную скважину.

Драгана включила компьютер, и на стенном экране появился знакомый Папе Джо кабинет генерала Гюнта и сидевшие за круглым столом все пять членов военного комитета. Владыка создал этот комитет для руководства войной в Ираке.

Фёдор Светов и Павел Неустроев, «проникшие» своим электронным оком в кабинет Гюнта, находились в компьютерном центре Башни Слежения, построенной на самом высоком холме Русского острова. Борис Простаков остался в своём рабочем кабинете в Биологическом центре и по уговору с Фёдором отсматривал сюжет на своём домашнем компьютере. Борис заметно волновался. Он уговорил Фёдора именно сегодня испытать недавно открытые им способы воздействия на так называемые «пьяные» центры головного мозга; то есть такие импульсы, которые вызывают эффект сильно захмелевшего от вина или наркотика человека — злобность и агрессивность.

Оглядывая своих коллег — членов комитета: трёх генералов, одного адмирала и гражданского, худенького, низкорослого и совершенно лысого человечка, глава комитета полный генерал Гюнт проявлял явное беспокойство.

Генерал Гюнт горой возвышался над своими подчинёнными. Это был широкий в плечах, полнотелый, могучий дядя лет пятидесяти с выпуклыми чёрными глазами, в которых копошилась ночь и сверкали искры большого нервного напряжения. По всему было видно: он был чем-то сильно встревожен и с трудом подыскивал слова для начала совещания. Все знали: сегодня они должны решить вопрос, который круто изменит судьбу и их шефа, и каждого из них. Завтра вся Америка обвинит их в величайшем преступлении перед народом. От них ждут решений, сворачивающих военные действия в Ираке, а они посылают туда дополнительно двадцать тысяч солдат. Нелепость их положения заключалась в том, что никто из них не хотел посылать людей почти на верную гибель, но и не послать туда эти тысячи они не могли. И сейчас генерал Гюнт должен сказать, почему они не могут не послать туда дополнительный отряд молодых ребят, обречённых умирать там неизвестно за чьи интересы.

Не меньше волнений можно было прочесть и на лицах всех, кто наблюдал за этой картиной. Затих и весь напрягся папаша Джо. Его, во-первых, поражал сам факт демонстрации совещания, — там же у них не было никаких телевизионщиков, — а во-вторых, он всматривался в лица, — казалось, его глаза готовы были выскочить из орбит, — замер и ждал, когда заговорит Гюнт; что скажет, как скажет, каким тоном. И как все остальные поведут себя?.. Такой подарок преподнёс ему таинственный русский парень, забравшийся зачем-то на Кергелен.