— Нет, нет!— восклицал он.— Только не упоминайте моего имени!

За последние несколько десятилетий наука и промышленность сделали мощный рывок вперед. Сегодняшние машины, например, ничем не напоминают лимузины двадцатилетней давности. Я припоминаю времена, когда промышленность напрягала все силы, стараясь создать машину, способную без напряжения все время держать скорость тридцать пять миль в час. Далеко ли ушла бы автомобильная промышленность, если бы она не вела исследовательских работ и не экспериментировала, проверяя новые идеи?

Если бы только общество могло сотрудничать с лучшими пенологами, имеющимися в его распоряжении, давая им хотя бы относительную свободу и прислушиваясь к их рекомендациям, вместо того, чтобы говорить пенологам, что они должны делать, результаты не замедлили бы сказаться.

Современный тип тюрем безнадежно устарел. И когда обыкновенного нарушителя закона отправляют в такую тюрьму, — это худшее из того, что могло бы сделать общество.

Что могло бы появиться на их месте? Я не берусь давать такие рекомендации. Я не специалист в этой области. Но я знаю, что есть пенологи, которые уделяют этой теме самое пристальное внимание. Некоторые из них носят просто революционный характер. Но они не осмеливаются излагать их из опасений, что публика не готова принять их.

Но постепенно, шаг за шагом, тихо и незаметно пенологи изучают возможности нового типа тюрем, заключенные в которых, не являющиеся злостными преступниками, будут иметь больше пространства, больше свободы, к ним будут относиться с большей терпимостью. Этот эксперимент должен дать хорошие результаты.

Один начальник тюрьмы сказал мне, что подавляющему большинству его заключенных не нужны ни камеры, ни стены. Если они знают, что в любое время могут без труда сбежать, не будучи пойманными, им прибавят срок и они будут лишены многих привилегий и свобод, в число которых входит и достаточно комфортабельное светлое помещение, они предпочтут ждать нормального возвращения в общество.

Тем не менее и к таким заключенным относятся как к закоренелым преступникам. Принятые правила гласят, что они должны находиться в строго ограниченном пространстве за бетонными стенами с зарешеченными окнами и стальными дверями, что тюрьма должна быть окружена высокой стеной с вышками, на которых стоят охранники с автоматами и пулеметами. Это требует дополнительных расходов. Они, в свою очередь, означают, что предоставленное заключенным пространство будет сведено к минимуму. Такой подход в целом ведет к скученности — со всеми жестокими последствиями, которые из этого следуют.

Необходимо учитывать, что заключенные были изъяты из общества, потому что они не могли пользоваться свободой воли без того, чтобы не угрожать обществу. Но после приговора, вместо того чтобы учить их искусству жизни в обществе, где они могут пользоваться независимостью решений и свободой воли без того, чтобы угрожать обществу, их лишают малейших таких возможностей. Жизнь их полностью регламентирована.

А потом они выходят на свободу.

И что происходит?

Возьмем для примера случай с невиновным человеком, который не совершил никаких преступлений и все же по ошибке попал в тюрьму. Мы видели многих таких: как они мучились, стараясь после освобождения снова вписаться в отвергнувшее их общество, как они старались без боязни переходить улицу.

Если пребывание в тюрьме может так изменить личность невиновного человека, какой эффект оно окажет на подлинно виновного, который попал сюда за преступление?

Пенология — это профессия. И она могла бы приносить куда лучшие результаты, если бы общество больше доверяло ее суждениям и относилось бы к ней с большим уважением. Если бы люди, уже зарекомендовавшие себя выдающимися специалистами, имели бы больше возможностей изучать и экспериментировать, я думаю, что преступность резко пошла бы на убыль.

Первым делом надо развязать руки пенологам, позволив им заниматься своим делом, рассказывая о нем обществу.