Обвинение же имело возможность доказывать, что Богги, который уже провел немалое время в заключении, имел в своем владении имущество убитого человека, что он признался Иксу, а потом и другому заключенному в Айдахо в убийстве Морица Петерсена. Свидетели, которые видели убегающего убийцу, опознали в нем Богги.

Несмотря на все эти доказательства, каждое звено в их цепи имело определенное слабое место. Заключенный Икс лично был весьма заинтересован в исходе этого дела. Плащ где-то валялся два года после убийства. Он висел в каком-то сарае и его пришлось основательно приводить в порядок, прежде чем показывать дочери убитого. Богги опознавали не в ряду других участников опознания, а просто показывали свидетелям и спрашивали, узнают ли они в нем того человека, который убегал после преступления.

Опознание как свидетельство — это вообще довольно хитрая штука. Подсознание часто играет фокусы даже с теми свидетелями, которые совершенно уверены в себе, а в деле Богги свидетели увидели подозреваемого через два года после преступления.

Тем не менее, как я уже говорил, мы можем явиться в любую тюрьму в стране и найдем там сотни случаев, когда человек был осужден в силу доказательств даже менее весомых, чем те, которые были представлены в деле Богги.

Был один фактор, который свидетельствовал в его пользу. Слушание дела Богги проходило в Федеральном суде. Досточтимый Ллойд Л. Блэк, федеральный судья, был терпелив и достаточно вежлив, в отличие от тех, кто, не утруждая себя тщательным изучением фактов по делу, стремятся лишь скорее «расчистить календарь».

Он особенно заинтересовался делом, когда выслушал заявление дочери Морица Петерсена, той самой женщины, которая сидела у постели умирающего отца, когда тот назвал имя убийцы; она совершенно определенно утверждала, что не верит в возможность убийства ее отца Кларенсом Богги или в то, что он что-то знает об убийце, и она просто не может поверить, что ее отец вообще знал Богги.

На судью Блэка произвела сильное впечатление серьезность заявления дочери убитого. В конце концов, он во всеуслышание заявил на открытом заседании, что предпочел бы дополнительное расследование по этому делу.

Таково было фактическое положение дел, когда я приехал в Валла-Валла, поговорил с Томом Смитом, встретился с Кларенсом Богги, побеседовал с ним, листая его грустное досье, а затем принялся изучать свидетельства по этому делу.

Я решил, что тут потребуется основательное расследование, и связался по телефону с Раймондом Шиндлером в Нью-Йорке. Мне сообщили, что он в Лос-Анджелесе и собирается вылетать в Нью-Йорк. Я убедил его лететь по другому маршруту и присоединиться ко мне, так что он сел на ночной самолет и прилетел в Валла-Валла, где нас уже ждал зафрахтованный мною самолет, на котором мы вылетели в Спокан.

Одним из ключевых моментов в этом деле была официальная точка зрения, исходя из которой опрашивали ту домохозяйку в Спокане, видевшую убийцу, убегающего из хижины Петерсена, и которая, тем не менее, не опознала в нем Богги.

Мой судебный опыт говорил мне, что тут должны быть очень специфические причины, по которым женщине, стоявшей на свидетельском месте, задавали такие несколько странные вопросы. После ряда стандартных вопросов расследование подошло к той точке, где следующим логическим вопросом была бы просьба указать на убийцу, но следствие свернуло с этого пути, и адвокат так и не вернулся на магистральный путь обычной процедуры допроса.

Такие ситуации нередко возникают, когда прокурор готовит ловушку для представителя защиты. Зная, что показания убежденного в себе свидетеля необходимо дезавуировать, прокурор в ходе допроса делает вид, что ходит вокруг и около, предоставляя второму участнику перекрестного допроса прекрасное «окно». Вторая сторона сует в него голову — и створки со стуком захлопываются.