Прошение Вэнса Харди было отклонено.
Глэдис Баррет в очередной раз потерпела поражение. В очередной раз ее брату не удалось вырваться за пределы тюрьмы.
Мы поговорили с губернатором Г. Менненом Уильямсом и его юридическим советником. Мы были совершенно уверены, что при таких обстоятельствах губернатор помиловал бы Харди, если бы ему удалось самому ознакомиться с делом, но он, конечно же, не мог себе позволить откровенно выступать против рекомендации отдела, особенно учитывая новый закон о порядке помилования, который только что вступил в действие в Мичигане.
Члены Суда Последней Надежды видели, что это решение вопиющим образом противоречит всем понятиям о справедливости, и не сомневались, что мичиганский суд при наличии таких свидетельств, даже строго соблюдая букву закона, должен вынести то решение, в котором Харди отказал отдел, занимающийся помилованиями.
Поэтому члены нашей команды обратились к двум детройтским юристам, Сиднею Шерману и Давиду Мартину — людям, которые были непререкаемыми авторитетами в своей области деятельности; способные и честные юристы, они давно уже были знакомы с нашей деятельностью и выражали желание сотрудничать с нами.
Мы изложили им все факты.
Они согласились, помогая нам без всякого гонорара организовать все формальные процедуры, обратившись с просьбой о новом процессе к судье Джозефу А. Гиллису, который уже выслушал и отверг аналогичную просьбу Вэнса Харди.
Тем не менее юристы считали, что дело пойдет, ибо судье пришлось отвергнуть предыдущее заявление лишь потому, что голоса членов жюри, пытавшихся вспомнить, был ли судья на месте во время вынесения вердикта или нет, разделились практически поровну. Если же ему будут представлены новые доказательства, юристы были уверены, что судья Гиллис удовлетворит просьбу о новом процессе.
Том Смит и я уже предварительно поговорили с судьей Гиллисом, пытаясь понять, чем он руководствовался, отвергая просьбу Харди о новом суде над ним.
Встреча с ним была очень интересной. Мы явились к судье Гиллису примерно около одиннадцати часов. Он согласился отправиться с нами на ленч, как только покончит со всеми намеченными у него в календаре делами. Его ждало несколько достаточно спорных уголовных дел.
Я решил, что мы просто недопоняли его и ему предстоит лишь одно сложное уголовное дело. Я не мог представить себе, как можно разобраться больше чем в одном деле в пределах часа.
Но, оказавшись в зале суда, мы поняли свою ошибку.
Часть дел, намеченных в расписании, была уже разрешена. До ленча судье предстояло решить еще примерно около двадцати дел.
Некоторые из них были совершенно рутинными, и суду оставалось только выслушать адвоката и вынести решение, но по крайней мере дюжина из них носила достаточно спорный характер.
Казалось совершенно невероятным, что ко времени ленча судье удастся разобраться с ними. (Строго говоря, нам пришлось отложить ленч на час, пока судья не освободился.)
Тем не менее, судья Гиллис справился со своей задачей, и мне показалось, что работал он отменно.
Когда объявлялось очередное дело, судья первым делом убеждался, что все на месте: адвокаты, обвиняемый, прокурор и все свидетели. Свидетели, поднимая правую руку, давали присягу. Процедура проходила быстро, без особых технических сложностей, без особого внимания к форме, в которой задавались вопросы. Обычно задавал их сам судья.
Просмотрев суть жалобы по делу, он устремлял палец в направлении свидетеля и говорил:
— Итак к делу. Что случилось второго июня? Рассказывайте мне свою историю.
Свидетель давал показания в свободной манере, излагая все своими словами. Время от времени судья прерывал его, задавая вопросы, подгоняя его, отсекая ненужные комментарии и пространные рассуждения, быстро добираясь до сути дела.
Затем он поворачивался к обвиняемому:
— А что вы можете сказать по этому делу?
Выслушав показания обвиняемого, он говорил:
— Кто может подтвердить ваши показания?… Так, теперь послушаем его. |